Я уставилась в пространство, пытаясь убедить себя, что моя смутная тревога необоснованна. К сожалению, я слишком хорошо знала Фрэнка Дорманда. Этот хулиган и задира издевался надо мной все школьные годы. Если он выбрал себе жертву, просто так не отстанет, вцепится как пиявка. Что, если Фрэнк начнет копаться в жизни Люциуса? В его прошлом? Вдруг Дорманд что-нибудь раскопает?
Да ладно, ерунда. Фрэнк Дорманд неспособен найти материал по Лиге наций, где уж ему сообразить, что Люциус вампир! Фрэнк и за миллион лет не догадается.
А если и догадается, что тогда? Лебанон — не Румыния. Мы живем в цивилизованном мире. Тут не устраивают погромов, не убивают вампиров осиновыми кольями… Нет, с Люциусом все будет хорошо.
Я закрыла учебники и на целую ночь забыла о логике и разуме. Однако беспокойство не отпускало.
Дорогой Василе!
Декабрь в Лебаноне, штат Пенсильвания, — это месяц, когда у всех жителей происходит полный разрыв мозга (я использую мое любимое выражение из тех, что я освоил во время затянувшегося пребывания здесь. Хорошо ли, когда у тебя разрыв мозга? Или плохо? Трудно понять, даже когда это выражение используют в контексте. Но я получаю удовольствие, пытаясь представить себе картинку: головы взрываются, везде разбрызганы мозги…).
Возвращаясь к вопросу визуализации: в Америке широко отмечают декабрьские праздники. Можно даже сказать, агрессивно. Все вокруг увешано гирляндами, здания утопают в хвое, жителей охватывает мания устанавливать перед домами огромных надувных снеговиков. Воцаряется безумие. Кстати, слухи о любви американцев к вечнозеленым деревьям — вовсе не миф. Они и вправду покупают елки. Елки продаются везде. Представь, Василе, они платят деньги за дурацкое дерево, притаскивают его в дом, обвешивают стеклянными шарами, а потом им любуются.
Почему обязательно нужно дерево? Если есть желание любоваться на стеклянные шары — чего я не понимаю и не одобряю, — их можно выставить и на этажерке.
Если бы я раньше знал о всеобщем помешательстве на елках, я б не тратил столько сил, защищая вампиров от обвинений в иррациональности, — достаточно было бы сказать: «Возможно, я иррационален. Но я позволяю деревьям оставаться там, где им и место, — в лесу. И кто из нас ненормальный?»
Однако довольно о «рождественских праздниках» (честное слово, лучше утопиться, чем в миллионный раз выслушивать дурацкие «рождественские» мотивчики). Я пишу главным образом для того, чтобы сообщить: новостей у меня почти никаких. Кажется, я окончательно поправился и овладел искусством спать на уроках социологии (продолжайте бубнить, мисс Кэмпбелл! Я не поддался вашим гнусным уловкам, когда вы попытались представить Первую мировую войну одним из самых драматичных вооруженных конфликтов в мире. Иприт! Траншем! Падение сразу четырех империй!).
Ах да! Может, тебе будет интересно узнать (а может, и нет), что у меня появился новый друг, весьма отвратительная девица. Не удивлюсь, если старый добрый Санта внес ее имя в список непослушных детей (хотя тебе это, скорее всего, ни о чем не говорит. Просто поверь: моя подружка — по- своему обворожительное создание).
Пожалуй, вот и все новости из США.
Я пожелал бы тебе веселого Рождества, да боюсь, что всеобщее веселье обрадует тебя меньше всего.
Твой племянник Люциус. P.S. Будь уверен, что хотя я и не упомянул об этом в самом письме, но я получил твой грозный ответ на мое предложение освободить Антаназию от обязанностей принцессы вампиров. Ты вполне недвусмысленно выразил гнев, а фраза, что кнут избавил бы меня от подобных мыслей, прозвучала более чем недвусмысленно. Я обдумаю твои слова. Однако буду ли я покорен твоей воле и возобновлю ли настойчивые ухаживания за Антаназией… Из Румынии следить за мной сложно, а вдали от родины (и от тебя) воздух свободы вскружил мне голову.
— Джессика! — Люциус закрыл дверь в гараж и стряхнул снег с ботинок.
— Привет. — Я выглянула из кухоньки. — Ты сегодня рано.
— Что ты здесь делаешь? — Он бросил пальто на кожаное кресло. — Мы же вернулись каждый в свою комнату.
— Так и есть. — Я подошла к плите и помешала кипящее варево в кастрюле. Черт! Я надеялась приготовить обед к его возвращению из школы. — Почему ты уже дома?
— Тренировку отменили из-за снежных заносов. Ха, в Румынии такой снегопад и не заметят, а у вас паника началась: в магазинах очереди, люди в драку лезут из-за последней буханки хлеба… Что, и доставка пиццы отменяется? — Люциус принюхался — Повторю свой вопрос: что ты здесь делаешь? И чем это воняет?
— Тебе, наверное, надоела вегетарианская еда, а в морозилке у тебя кролик лежал, вот я и решила приготовить…
Люциус обомлел и двинулся к плите.
— Что-что? — изумленно переспросил он.
— Приготовить кролика.
— Вообще-то это заяц. И как ты думаешь его приготовить, если понятия не имеешь, какой у тебя исходный продукт?
— Я нашла у тебя на полке поваренную книгу. — Я протянула ему истрепанный том.
— «Румынская национальная кухня». На английском, — недоуменно произнес Люциус. — Я и забыл о ней. — Он посмотрел на меня и хитро улыбнулся: — Наш повар передал эту книгу для твоих родителей, ожидая, что они подстроят свое меню под мои вкусы. Он и представить себе не мог, что я попаду к вегетарианцам, которые не станут потворствовать страсти к мясу даже ради отпрыска румынской королевской семьи.
— Ну, сегодня тебя ждет самое настоящее мясо. А еще я готовлю щи из баранины. — Я открыла книгу и сунула ему под нос.
Люциус внимательно прочитал рецепт.
— Так вот откуда вонь!.. — Он поморщился. — Запах быстро не выветрится. А если твои родители узнают, что ты готовила мясо?
— Я ради тебя стараюсь, между прочим!
Люциус засмеялся:
— Пытаешься заразить меня трихинозом, основными переносчиками которого являются зайцы? Если не знаешь, что делаешь, лучше не берись… — Он приподнял крышку — Слушай, ты тушку выпотрошила?
— В смысле… вымыла?
— Нет, в смысле «удалила внутренности». Тут в кастрюле плавает что-то подозрительное…
— А там были внутренности?
