— Ваша охрана оставляет желать лучшего, — заметил Люциус.
Он прошелся по залу, осматривая ветхую мебель с тем же презрением, с каким несколько месяцев назад разглядывал нашу кухню, только не с удивленным видом человека, выросшего в замке, а с насмешливым превосходством.
— Хотел записаться на экскурсию, на тебя посмотреть, Джессика… Вот, не утерпел до десяти утра.
Я взглянула на него со смесью ярости и смятения. Он открыто бросал мне оскорбительный вызов, называя меня моим американским именем.
— Не смей так со мной разговаривать, — сказала я. — Это жестоко, тебе не к лицу.
Он упорно отказывался смотреть мне в глаза и намеренно отводил взгляд.
— Неужели?
— Именно так.
Я шагнула вперед, не давая ему возможности взять контроль над нашей встречей: это не танец на школьном балу, где Люциус вел меня за собой. Люциус Владеску явился в дом моих предков без приглашения, и я не позволю ему издеваться надо мной и моими родственниками, которые испуганно вжались в кресла.
— Люциус, ты не жесток.
Мы стояли совсем рядом, лицом к лицу. До меня донесся странный, волнующий аромат одеколона. В Америке Люциус перестал им пользоваться, а теперь снова превратился — во всех отношениях — в принца-завоевателя. Или старался произвести такое впечатление.
— Зачем ты здесь? — прошептал Люциус, усиленно избегая моего взгляда. — Джессика, уезжай домой.
— Нет, Люциус, я не уеду.
В его глазах мелькнула глубокая печаль, и он отступил на шаг. Между нами снова возникло отчуждение — физическое и эмоциональное. Люциус пытался справиться с чувствами, удержать меня на расстоянии, но его холодность и отстраненность казались настоящими…
— Ну и как тебе моя обитель? — спросил он, обходя стол, словно ястреб, высматривающий глупого зайца.
Мои родственники еще глубже вжались в кресла. Я разозлилась:
— Откуда ты знаешь, что я видела твой замок?
— На пороге войны главное — сохранять бдительность, — сказал Люциус тоном главнокомандующего. — По границам моих владений расставлена охрана. Твоя родня постоянно надоедает мне жалобами на нарушенный договор, нагло заявляя что я никогда не хотел делиться властью. Чем больше они об этом говорят, тем больше я понимаю: незачем делиться тем, что можно взять силой. Небольшое кровопролитие поможет достичь цели.
— Ты шутишь?
— Нет, я вполне серьезен. — Люциус положил руки на спинку кресла Дорина, и дядю передернуло: он боялся, что Люциус уничтожит его на месте только потому, что я приехала в Румынию. — Дорин, я когда- нибудь считал власть подходящей темой для шуток? — Дядя промолчал, а Люциус сказал ему на ухо: — За предательство ответишь позже.
— Оставь его в покое, — приказала я. — Ты пришел ко мне? Вот и не смей угрожать моим родственникам в моем же доме.
Люциус окинул зал хозяйским взглядом:
— Да, здесь многое придется изменить. Подумать только, экскурсии… Позор для всего вампирского сообщества!
Я изо всех сил старалась не показать, что задета его бессердечием. Люциус стал жестоким и черствым.
— Уходи отсюда. Немедленно, — сказала я с напускным спокойствием. — Я не собираюсь с тобой беседовать в подобном тоне.
Он саркастически поднял бровь:
— Ты приехала ради нашей встречи, Джессика! Преодолела тысячи миль, совершенно не подозревая, что тебя ожидает такое разочарование: твой клан жалок, а я отвратителен.
— Ненавидеть я тебя тоже не буду, как бы сильно ты ни старался. Ты нарочно пытаешься меня оттолкнуть, думаешь, что тебе нет прощения за убийство Василе. Ты убедил себя, что ты ничуть не лучше своего жуткого дядюшки, потому что ты предал свой род. Но ты не похож на Василе. — Я дерзко коснулась руки Люциуса. — Я тебя знаю.
Он отшатнулся:
— Не смей ко мне прикасаться, Антаназия!
— Почему? — шепотом спросила я. — Боишься, что не сдержишься, как тогда, в спальне?
— Нет, — возразил он. — Боюсь, что не сдержусь, как тогда, с дядей…
— Люциус Владеску, не казни себя.
Он твердой рукой схватил меня за локоть и повел в конец зала, к камину, подальше от моих родственников, которые в неловком молчании напряженно следили за нашей беседой.
— Мы говорим о личном при всех. Это неправильно. — В свете камина Люциус выглядел моложе. Я потянулась к его щеке, но глаза его остались холодны и пусты, словно черные дыры. — Мы с тобой закончим разговор, ты соберешь вещи и отправишься домой.
— Яне…
Он не дал мне договорить и схватил меня за руку:
— Ты думаешь, что знаешь меня. Несмотря на то, что я тебя бросил, несмотря на мое очевидное желание, чтобы ты считала меня погибшим, — несмотря на все это, ты цепляешься за бесплодную надежду, что у нас есть будущее. Позволь мне разуверить тебя раз и навсегда. Мы не в цивилизованной Пенсильвании, не в школе на баскетбольной площадке. Джессика, здесь идет война.
— Люциус, это неважно. Я знаю, что ты любишь меня.
— Владеску никогда не вели честную игру, — мрачно продолжил Люциус. — У нас были планы. Планы на тебя.
— Планы?
— Да. Я должен был завоевать твое расположение, жениться на невинной молодой американке, не знакомой с жизнью вампиров, и привезти тебя в Румынию. Пакт был бы выполнен. А потом, спустя некоторое время, чтобы Владеску нельзя было обвинить в нарушении договора…
— Что?
Люциус пристально на меня посмотрел:
— А потом мы тайком избавились бы от тебя, притворились бы, что скорбим о потере, но в душе радовались бы, что последняя принцесса Драгомиров больше не стоит на нашем пути.
Я в ужасе покачала головой, не веря его словам:
— Нет, Люциус — Ты бы так не поступил.
— Антаназия, ты слишком наивна. Владеску ни за что не поделили бы власть с врагами.
— И как же это должно было произойти?
— Подробности мне неизвестны, — ответил Люциус. — Возможно, ты погибла бы от моей руки. В замке это легко устроить. — Он посмотрел в огонь. — Нам повезло, что тебя воспитали в Америке. Пытаясь обезопасить себя, Драгомиры обрекли тебя на гибель. Настоящая принцесса вампиров понимала бы, как рискованно выйти за меня замуж. Она бы смогла защитить себя, постоянно оставаясь настороже. Но ты пошла бы со мной по своей воле, ни о чем не догадываясь…
Рассказ о предательстве Владеску ошеломил меня, и я с трудом удержалась от возмущенного крика. Нужно сохранять спокойствие — за нами наблюдали мои родственники.
— Ты все это знал, когда приехал в Америку? Когда
