– Томас?!
– Да, доктор?
– Как вам новая внешность?
– Безупречная работа, доктор.
– Ещё одна процедура, Томас. Проверить полноту закачки вашей личности. Если всё о’кей, контрактные обязательства с нашей стороны тем самым будут соблюдены полностью.
Вислобрюхий маразматик Вулф с его воспоминаниями. Проверяйте, док, проверяйте.
Эндрю Ким сощурил и без того узкие глаза, разглядывая непрошеного гостя. Непрошеного, да, но не сказать, чтобы нежеланного. Три ген-коррекции, последняя – неудачная, гормональный фон нестабилен, признаки сбоев метаболизма налицо. Биологический возраст сто двенадцать лет. Зажился господин сенатор. Что ж, когда увядают розы, становятся заметны шипы…
– Уважаемый господин сенатор, – Ким умоляюще сложил ладони, – я в третий раз заверяю…
– К чёрту твои заверения! – перебил его Томас Вулф, багроволицый толстяк, и рубанул воздух дымящейся сигарой.
Эргономичное кресло под необъятным седалищем обиженно вскрикнуло.
– В гробу я видел твои заверения, – продолжал сенатор. – А в гроб я не хочу. Я три года собирал информацию по вашему долбаному «Тригеному», я знаю поимённо всех смертников, которых вместо электрического стула или укола цианида отправили в ваши долбаные подземелья. Я знаю, что такое метаболическая кома, и я знаю, что такое гормональный порог. Я – ваш клиент, уверяю вас. Кстати, не первый.
Ким сочувственно покивал.
– Возможно, возможно. Но придётся заплатить. И цена будет немалой.
– Хо! За бессмертие? Сколько?
Управляющий «Эдвансд Дженетикс» вынул из стола тонкую папку.
– Стандартный контракт, сенатор.
Пусть почитает.
– То есть вам нужно всё? – Вулф, наконец, вспомнил о сигаре, но та уже погасла.
Отшвырнул.
– Наши исследования требуют больших вложений, – Ким пожал плечами, – а вы любите жизнь во всём её многообразии. В
«Да, корейская сука, ты это знаешь. Было время, когда я не пропускал ни одной смазливой мордашки. А ещё я люблю мальчиков. С гладкой безволосой мошонкой и маленьким, как молодой стручок жгучего перца, пенисом… Но этого ты не знаешь. И как мы развлекались в золотые шестидесятые, ты не знаешь. Сколько поганых косых глаз, таких как твои, я выдавил вот этими пальцами. Ха! Мне ли впервой терять всё, чтобы приобрести ещё больше!»
– Оставим женщин, дружище. Обсудим детали.
Сенатор выудил из кармана гильотинку и срезал кончик очередной сигары.
Скоро. Доктор Хаус спокоен. Это он зря.
– Всё о’кей, доктор?
– Да, Томас. Ваша личность восстановлена в полном объёме. Начнём исполнение контракта.
Примат неплохо владеет собой. Одно «но» – адреналиновая вонь. Волнами.
Лакуны. В памяти сенатора – лакуны.
– Но… Доктор… Я не помню, чтобы я подписывал какой-либо контракт!
Неуверенность.
– Контракт подписан вами – на настоящей бумаге, чернилами.
– Покажите. Быть может, я вспомню.
Неуверенность, переходящая в панику. Как же от него смердит!
– Хорошо. Но без глупостей! – Кивок на охрану. – Ждите здесь.
Возвращается.
– Вот, смотрите, у меня в руках смотрите. Видите? Ваш почерк? Ваша подпись? Вспомнили?
Вдох. Выдох. Дело сделано.
– Кажется, я начинаю припоминать…
– Вот и прекрасно. С вами хочет пообщаться сам Дюк.
Дюк. Герцог. Профессор Лаудер. Местный доктор Моро. Царь и бог загробного мира. Разумеется, он должен хотеть.
Кольцевой коридор. Шахта. Идентификаторы. Несколько.
Кабинет. Живые цветы. Дюк пристально смотрит через биоимпланты. Слепой крот.
– Любопытный экземпляр. – Хозяин лаборатории указует перстом на гостевое кресло. – Садись, трупак. Есть установленный научный факт – все инициированные дроиды сразу же стирают память о своей человеческой личности. Что-то мне подсказывает, что именно ты можешь прояснить эту тёмную материю.
Не боится. Понятно – почему. Тоже зря.
– Очевидно: воспоминания омерзительны и нестерпимы для них.
– Вот как? Но ведь именно память делает личность личностью, не так ли? Ведь женолюб и педофил Томас Вулф жаждал бессмертия именно как женолюб и педофил? И раз ты, в отличие от иных, не стёр свою память – то продолжаешь этого жаждать, не так ли?
Крекинг целлюлозы на низшие сахара скоро подойдёт к концу. С низшими нанороботы справятся на порядок быстрее, с глюкозой – за секунды. Скоро от контракта в папке останется мокрое место. В буквальном смысле.
– Если это так, то мы добились успеха! Но придётся потерпеть, трупак, придётся потерпеть, и не год, и не десять… Контракт, знаешь ли…
– Нет никакого контракта.
Шевеление пальцев на пульте.
Пауза. Интерком завязан на биочип – плохо.
Выброс адреналина – короткий, пиковый.
– Как ты это сделал?
– Создал колонию нанороботов, запрограммированных на синтез ферментов, расщепляющих углеводы.
– Господи… Какое разочарование… потерять такой экземпляр. Ты ошибся, трупак. В каждого из вас встроен контур ликвидации. И я его активировал. Какое разочарование. Уже сейчас ты не можешь шевельнуть ни рукой, ни ногой, не так ли? – Подошёл, схватил за ухо, выкрутил. – Видишь, нулевая чувствительность. И речевой центр отказал. Ещё несколько мгновений и…
Движение рукой – сотая доля секунды, – Дюк начинает падать с раздробленным кадыком. Тело ещё в движении. Две десятых – переключить охрану лаборатории в режим эмуляции. Ещё одна десятая. В ящике стола – игломёт. Старый добрый «Колибри», модель семьдесят восьмого года. Томас Вулф был бы рад. Полная обойма отравы.
Стук упавшего тела. Возникший на пороге секретарь получает в глаз отравленную иглу.
Ошибка. Маленький сбой в работе «инкубатора». Объект воскрес за несколько часов до срока. Ускорение регенерации, нестабильность работы Ключа, белый шум, флуктуация. Времени было даже слишком много. Осознать себя, настроить нейронную сеть организма, удалить контур ликвидации, закачать оператив Вулфа, переключить на себя системы «инкубатора», подчинить информационную сеть
