благодарности в ответ. Только посмел бы он не поблагодарить.
– Я рада вам помочь, мистер Островски. Но уверяю вас, я уже рассказала всё, что могла, и ответила на все возможные вопросы.
– Все возможные вопросы никогда не будут заданы, доктор Гринуэй, – сказал Сергей с тонкой улыбкой (он надеялся, что именно с тонкой). – Конечно, по нашей вине: мы сами не всегда знаем, о чем следует спрашивать.
– А, понимаю. Что ж, если придумали новые вопросы, давайте.
– Вы работаете только здесь?
– Да.
Помещение напоминало одноместный номер в дорогом отеле. Скромная функциональная мебель, рабочий стол-пюпитр: хочешь – клади тач-скрин плашмя, хочешь – подними и установи вертикально, а рядом ставь чашку. На столе – бумажные листки и ручка для письма, птичье перо (довольно крупное, кремового цвета, с поперечными темными полосами), камешек (кажется, гранит, одна сторона отполирована), маленький детский рисунок в рамке, изображающий четвероногое животное. Окно с регулируемой прозрачностью, никаких жалюзи. Выходит на юг, открывает вид на другое высотное здание. Крошечный шкаф-холодильник, столик на колесах. За перегородкой, не доходящей до потолка, – очевидно, спальня и туалетная комната, куда соваться совсем уже неприлично.
Всё мило и невинно. И где-то здесь дыра величиной с Большой Каньон, в которую незаметно провалились два романа Марио Каматы, а сейчас просачивается третий.
– Вот за этим столом?
– Да, конечно.
– Как вы полагаете, текст на вашем экране можно увидеть из окна?
Мелисса Гринуэй одарила его долгим взглядом, отнюдь не восхищенным.
– Поскольку я читаю с вертикального экрана, сижу лицом к окну, но не прямо напротив него, и оно большую часть дня наполовину зазеркалено… – протянула она. – Нет, возможно, я не заметила за окном человека в люльке, или с пропеллером, или с чем-то еще, который висел там всё время, пока я работаю. Но ваши видеокамеры ведь не могли такое пропустить?
Да, после первого инцидента всё происходящее в помещениях сектора С фиксировалось видеокамерами. Теперь отдел Дона располагал многими сотнями часов интереснейших записей.
– Это необязательно должен быть человек. Там могло быть что-то маленькое, например летающий бот. Но если вы поднимаете экран, тогда это и в самом деле не кажется реальным.
– Вообще-то нас предупредили об этом еще полгода назад, – светски улыбаясь, ответила доктор Гринуэй. – Мы садимся так, чтобы работу не было видно из окна. Допустим, один-два раза я могла забыть об этом, но в целом старалась следовать рекомендациям. Что-нибудь еще?
– Да, если позволите. Вы знакомы с Марио Каматой лично?
– Разумеется.
– Если верить его биографу, он своеобразный человек?
– Это вежливый способ спросить, не мог ли он сам передать свой роман пиратам в обход договора с «Дольфин Букз»?
– Не обязательно умышленно… – Сергей тут же сдал назад.
– Марио Камата, мистер Островски, – ледяным тоном сказала Гринуэй, – ничего не делает неумышленно. Это не в его стиле. Ни в литературе, ни в частной жизни. И в любом случае это невозможно.
– Почему?
– Я думала, вы в курсе. Простое сопоставление показывает, что тексты были похищены уже после редакторской правки.
– Но разве вы не посылаете ему исправленные тексты?
– Я посылаю ему исправления, мистер Островски. Существенные исправления, которые требуют его внимания. Но не согласовываю с ним каждую убранную или добавленную запятую. Его доверие лежит в основе нашего сотрудничества. А свое мнение о пиратах и пиратстве Марио всегда высказывает достаточно ясно, и я его разделяю: это вопрос культуры общества.
– Э э… вы хотите сказать, что культурные люди не занимаются пиратством?
– Культурные люди, мистер Островски, не скачивают произведений искусства с пиратских сайтов. Ведь и вы платите за утреннюю газету или одноразовую посуду, а не вытаскиваете то и другое из мусорных баков, хотя там бесплатно.
И пока Сергей переваривал сопоставление утренней газеты с одноразовой посудой, а себя с культурными людьми (преисполняясь особой признательности за «ведь и вы»), доктор Гринуэй завершила свою мысль:
– А теперь извините меня, но сегодня много работы. Замечу только, что вам следовало бы лучше подготовиться к разговору.
При взгляде на Мольвига вспоминались истории про эльфов, пристрастившихся к человеческим порокам, но неспособных спиться до смерти по причине бессмертия. Выглядел он лет на пятьдесят и был бы эффектен – острый профиль, усы и светлые волосы, не густые, зато длинные, – если бы не избыток роста при катастрофическом недостатке веса. Ощущалась в нем некая нереспектабельность, что-то из древних времен, когда в этом самом квартале обитала нищая богема и художник-иллюстратор на гонорар мог купить разве что колбасы. Даже коричневый загар как будто приобретен во время безденежных летних странствий, а чистые штаны и рубаха – только что подарены обществом «Женщины против алкоголизма». Впрочем, Сергей уже пошарил по Сети и теперь знал, кто такой Генри Мольвиг. В «Дольфин Букз» постарались приобрести всё самое лучшее для проекта десятилетия. А при таком портфолио можно выглядеть как угодно.
В отличие от редактрисы, художник встретил гостя дружелюбно. Может, ему надоело трудиться и хотелось поболтать.
– Кофе, мистер Островски? – Он прошел за перегородку, такую же, как в комнате у Гринуэй, и без церемоний поманил за собой Сергея. – Я добавляю корицу, вы не против?
– Буду очень признателен. У вас есть кофе-машина?
– У всех есть. Руководство проявляет заботу, – палец Мольвига застучал по кнопкам. Множественные коричневые ободки на прозрачном стекле кофейника, а также круги от чашек и бурые кляксы на всех горизонтальных поверхностях подтверждали, что заботу руководства он оценил в полной мере. – Фактически это как маленькая кухня – кофеварка, микроволновка, и мы можем заказывать любые вкусности, счета оплачивает издательство. Для обедов, конечно, тут есть кафе.
– Вы можете заказать всё, что захотите?
– Хм… вероятно, я не могу заказать выточенного изо льда лебедя, полного черной икры, – задумчиво произнес художник. – Но на самом деле я еще не пробовал. А все мои пристойные желания удовлетворялись мгновенно.
За перегородкой, помимо кухонного уголка, была кровать с переменной высотой изголовья, прикроватная тумбочка и шкаф. На кровати, прямо на смятом покрывале, лежал предмет, который в своем роде стоил ледяного лебедя. Присутствие его было… неожиданным.
– Это детская вертушка, – вежливо объяснил Мольвиг, проследив за его взглядом. – Я должен ее нарисовать. Извините, не могу рассказать подробнее. Собственно, тот факт, что я рисую вертушку, уже спойлер.
Он поднял над головой игрушку и взмахнул ей, как ракеткой. Пропеллеры из разноцветной фольги весело завертелись, посверкивая под лампой.
– Ее вы тоже заказали по Сети?
(Интересно, а если понадобится нарисовать, допустим, широкополосный передатчик?..)
– Не совсем так. Я посылаю свои пожелания администрации, там их просматривают и если не находят ничего предосудительного, то отправляют заказ.
– Ваши заказы когда-нибудь отклоняли?
– Нет, насколько помню. Вот наш кофе.
