Там же, с. 37; повторение и развитие этой идеи см.:Успенский Б.А.Влияние языка на религиозное сознание // Труды по знаковым системам. Тарту, 1969, вып. 4, с. 159-168.
Федотов Г.П.Славянский или русский язык в богослужении// Путь. Париж, 1938, № 57, с. 3-28.
Карсавин Л.П.Основы средневековой религиозности в XII-XIII вв., преимущественно в Италии. Петроград, 1915.
Например, у Василия Великого есть тонкие рассуждения о смысловых радличиях соединительного союза и комитативного предлога. См.:Василий Великий.О Святом Духе. К святому Амфилохию, епископу ионийскому // Творение иже во святых отца нашего Василия Великого, Архиепископа Кесарии Каппадокийския, т. I. СПб, 1911.
Федотов Г.Лицо России// Вопросы философии. М., 1990, № 8, с. 135.
Настоящее издание, с. 12.
Федотов Г.Русский человек // Новый град, Нью-Йорк, 1952, с. 80-81.
Федотов Г.На поле Куликовом // Федотов Г.П. Лицо России. Статьи 1918-1930 гг. 2-е изд. Париж, 1988, с. 126.
Тезис об антиномичности русского национального характера обосновывал в своих трудах Н.А. Бердяев (см.:Бердяев Н.А.Судьба России. М., 1990, с. 10—23;он же. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века // О России и русской философской культуре. М., 1990, с. 43—45, 171, 269). Несомненна перекличка основных идей книги Федотова и эссе Н.А. Бердяева «Душа России» (1915), включенного в его книгу «Судьба России». Более подробно полярные типы русского сознания охарактеризованы Федотовым в статье «Русский человек» (1938): «Какими словами, в каких понятиях охарактеризовать русскость? Если бесконечно трудно уложить в схему понятий живое многообразие личности, то насколько труднее выразить более сложное многообразие личности коллективной. Оно дано всегда в единстве далеко расходящихся, часто противоречивых индивидуальностей. Покрыть их всех общим знаком невозможно. Что общего у Пушкина, Достоевского, Толстого? Попробуйте вынести общее за скобку, — окажется так ничтожно мало, просто пустое место. Но не может быть определения русскости, из которого были бы исключены Пушкин, Достоевский и столько еще других, на них не похожих. Иностранцу легче схватить это общее, которого мы в себе не замечаем. Но зато почти все, слишком общие суждения иностранцев отзываются нестерпимой пошлостью. Таковы и наши собственные оценки французской, немецкой, английской души.
В этом затруднении, — по-видимому, непреодолимом, — единственный выход — в отказе от ложного монизма и в изображении коллективной души как единства противоположностей. Чтобы не утонуть в многообразии, можно свести его к полярности двух несводимых далее типов. Схемой личности будет тогда не круг, а эллипсис. Его двоецентрие образует то напряжение, которое только и делает возможным жизнь и движение непрерывно изменяющегося соборного организма» (Фед. НГ, с. 70).
Более развернуто эта мысль изложена в статье Федотова «На поле Куликовом» (1927): «Национальное самосознание есть непрерывно раскрывающийся духовный акт, смысл которого, говоря словами В. Соловьева, есть постижение в судьбе и духе народа того, „что Бог думает о нем в вечности”. Мы всегда неполно и отрывочно созерцаем отдельные стороны этой таинственной личности. Самые устойчивые национальные характеристики приходится пересматривать, перестраивать, потому что мы имеем дело с подвижным объектом, с меняющимся образом. Самосознание народа непосредственно совпадает с его актуализацией. Новый подвиг, новая жертва — и новый грех — влекут за собой новую установку национального сознания» (Фед. ЛР, с. 126).
