Послания и Знаки из Космоса

дня. Вот он радостно двинулся вверх на небесном творении, солнцеподобной колеснице небесной, белый отпрыск рода Куру. Когда же он приблизился к сфере, невидимой для смертных, блуждающих по Земле, увидел он тысячи прекрасных небесных колесниц. Там не светит ни Солнце, ни Луна, не сияет огонь, лишь в собственном блеске сверкает благородной энергией то, что внизу на Земле видно как звездные фигуры, по причине большого расстояния похоже на лампы, хотя это большие тела».

Разве непредвзятому зрителю не приходят на ум прожектора маяка? Не нужно обладать столь буйной, как у меня, фантазией, чтобы наглядно представить себе колесницу, которая «появилась в блеске огней, изгоняя из воздуха мрак» в «освещенных облаках». Однако хронист изображает не только абстрактную картину, от которой «нельзя оторвать взор». Он отмечает вполне реальные сопутствующие факторы, например, что колесница наполнила пространства миров гулом, похожим на гром. Он следовал взглядом за колесницей, пока она не достигла далей Вселенной, где «не светит ни Солнце, ни Луна».

Понятно. Транспортное средство перемещалось за пределами нашей Солнечной системы. Если бы содержимое мифов следовало искать в тумане, который на них постоянно наводят, то тогда, конечно, от этих преданий не следовало ожидать точности, явно присутствующей в рассказе о вознесении на небеса Индры. Но хронист хотел, чтобы его понимали последующие поколения, поэтому он подробно описал зрительные образы и звуки, чего никто не мог видеть с Земли, а именно, что звезды являются «большими телами»: «…что внизу на Земле видно как звездные фигуры, по причине большого расстояния похоже на лампы, хотя это большие тела»!

Это сообщение не покрыто туманом, а потому в примечаниях не нуждается и не требует никаких пояснений.

Дело было бы намного более затруднительным, если бы устные предания существовали только в ранних записях, потому что из-за таких преданий филологи постоянно ссорятся. Они замечательно толкуются и так и сяк. Но: многое, о чем было сказано, имеется в художественных изображениях, которые можно посмотреть и потрогать.

Я собрал вместе подобные давние свидетельства. Я настоятельно обращаю внимание своих критиков на то, что речь идет о несомненно видимых объектах:

• наскальная живопись в Сахаре, Бразилии, Перу, а также у североамериканских и канадских индейцев;

• искусство миниатюр на шумерских, ассирийских и древнеегипетских печатях;

• фигурки «догу» в Японии;

• костюмы из соломы, надеваемые по праздникам бразильскими индейцами кайапо, которые своей традиционной формой якобы символизируют давних гостей из космоса;

• куклы «качина», которых индейцы хопи в Аризоне изготовляют и ныне. Неизвестно, сколько поколений тому назад образцом для них послужили «высшие духовные существа», посетившие их и имевшие космические атрибуты. Существа «качина» обещали возвратиться [7].

Имеет все это силу доказательства или нет? Это просто смешно!

Противоречие состоит в том, что настоящих противников науки следует искать — и находить — в рядах ее же представителей.

С неутомимым усердием на академической территории возводятся замки разной величины и с различной степенью укрепления; они возвышаются над всеми хулителями, которые смеют выковыривать крошащиеся камни из стен, давно требующих ремонта, или даже имеют наглость с размаху залазить на укрепления, чтобы бросить взгляд (и кое-что еще) на взлелеянный огород. Ненавистными метательными снарядами в этой борьбе служат новейшие доказательства, которые могут быть предъявлены.

Без шуток: я прекрасно понимаю, что нагромождение доказательств возле территории университета, на его территории или даже в самом университете принимается к сведению неохотно. Негативные эмоции усиливают мысли о ненадежности позиций, которые в конце концов удержать не удастся. Перед взором витает ужасное видение вынужденного признания, поскольку некто, не занимающий жреческого поста в святилище, не настолько неправ, чтобы с помощью смолы и серы его нельзя было сбросить со стены замка.

_{Фигурки «догу» из Такомаи, Япония. Никто не может сказать, когда доисторические японцы носили подобные очки и костюмы. Не создал ли скульптор эту статую как портрет астронавта, которого он видел своими глазами? В японских мифах действительно говорится, что их первые императоры прибыли из космоса.}

_{Внизу: скальное изображение «великого марсианского бога» в горах Тассили в Сахаре. Высота наскального рисунка в оригинале составляет восемь метров. Его обнаружил французский археолог Анри Лот.}

Рыцарский поединок, в котором побежденный с почетом капитулирует, прежде чем получит незаживающие раны, был бы вполне честным. Ужасна мысль о том, что придется ждать, пока осажденные умрут!

Лауреат Нобелевской премии Макс Планк (1858–1947), один из величайших ученых XX в., в самом деле учитывал необходимость вымирания противников научной истины: «Новая научная истина берет верх не потому, что противников удается переубедить и они заявляют, что согласны, а скорее потому, что противники умирают, а подрастающее поколение с самого начала знакомится с истиной».

Я счастлив тем, что наряду с мощным фронтом моих академических противников есть целый ряд ученых — толерантных, благородных и заинтересованных собеседников; с некоторыми меня связывает крепкая дружба. Мы беседуем, переписываемся, я прошу их критики, совета и помощи, и они дают их мне. Это «добрые ученые», о которых говорил молекулярный биолог Гюнтер С. Стент, когда желал себе коллег, свободных от предрассудков. Эти люди контролируют свои негативные эмоции и с бесконечно восхищающим меня великодушием доброжелательно признают веские аргументы. Поэтому я не вижу причин, чтобы не продолжать накопление улик как аргументов для моей теории «в соответствии со строжайшими принципами научной методологии» (проф. Луис Навиа), даже если некий ученый считает, что один аргумент не имеет больше доказательной силы, чем тысяча аргументов. Поскольку я высокого мнения о разуме, я рассчитываю на разум заинтересованных и справедливых судей.

Карл Густав Юнг (1875–1961) расценивает мифологическое рассмотрение первобытных народов как «архетипическое развитие сознания», в котором «коллективное бессознательное» находит свое соответствие в изображении добра и зла, радости и наказания, жизни и смерти.

Как и другие виды толкований спорных мест, психологическое мне тоже не нравится. Там, где реальные факты резко сталкиваются в пространстве, не следует соляной кислотой психологизма растворять суть рассказов до неузнаваемых элементов, чтобы потом иметь возможность снова играть в «что я есть?»

Так получается, что результаты исследований едва ли дают нам чувство вновь обретенной безопасности. Наоборот, нам кажется, что мы попали в сети угроз, и это ощущение от открытия к открытию лишь возрастает. Далее то, что могло бы оказать вполне позитивное влияние, доходит до нас как роковая весть. Стоит только изобретению покинуть испытательный стенд, сразу начинают спрашивать, невзирая на затраты: ах, а не окажется ли оно вредным для человечества? Вызывает беспокойство сама постановка вопроса, и неважно, каким будет ответ.

При этом человек издавна стремится получить ответы на вопросы о причинных связях, которые объяснят его существование, его «отчего», «почему» и «зачем». Религии отвечают на эти вопросы богослужением, однако современный человек хочет знать, а не верить. Не так уж много людей, которые действительно находят успокоение в молитве. Как и неверующие, они тоже ищут подлинные ответы. Никого на длительный период не устроят и