же мужчина стоял довольно близко,
чтобы сосчитать, сколько раз за минуту вздрогнули ее ноздри, а она по этой
части, похоже, шла на установление рекорда.
Эбигейл не могла придумать, что бы сказать, и по мере того как молчание
затягивалось, краснела все больше. Сердце
стучало, как школьные настенные часы, и казалось, тело ее жило своей, отдельной
от нее жизнью, что было бы не так уж и
страшно, если бы Эбигейл не боялась, что начнет задыхаться.
О нет! Только не это.
- Вам нехорошо, Эбигейл?
Она кивнула и постаралась дышать медленнее. Неужели у Макса действительно
такой глубокий и мелодичный голос?
Никогда этого не замечала. Ее имя в его устах прозвучало музыкой.
Нужно было заговорить, сказать, что с ней все в порядке, но Эбигейл не смела
даже взглянуть на босса, иначе он сразу
увидел бы, насколько она не в порядке. Щеки ее горели, а сама она казалась себе
мумией, вмерзшей в доисторическую глыбу
льда. И тут Эбигейл почувствовала его пальцы на своем лице. Мистер Галлахер
прикасался к ней.
Случалось ли это когда-нибудь прежде?
'Не так', - ответил ей внутренний голос. Можно подумать, что один из них
выпил приворотного зелья 'Бабули Свон'.
- Ваше лицо такое горячее. У вас нет температуры? Вы не заболели?
- Со мной все в порядке, - сдавленным голосом ответила Эбигейл.
Она-то полагала, что босс все понимает насчет границ. Оказывается - нет. Они
стояли так близко друг к другу, что носки
их туфель соприкасались, и Макс гладил ее щеку тыльной стороной ладони. Это было
легчайшее, сладчайшее
прикосновение, какое только можно было себе вообразить, но если это сейчас же не
прекратится, она упадет в обморок.
Прямо ему под ноги.
- Вы уверены? Вы очень горячая.
Макс слегка подул на упавшие ей на лоб локоны - она беспомощно закрыла глаза.
Его дыхание было свежим и пахло
мятой, и это навело ее на мысль о полоскании рта, а отсюда - на сам рот. Губы у
него были красивые. Ей всегда нравились
мужчины с красивым ртом.
- Эбигейл?
Она почувствовала, будто горло наполнили пузырьки газированной воды. Макс
произнес ее имя, и с ней что-то случилось,
из груди стал подниматься нечленораздельный звук, похожий на стон. О том, чтобы
дать ему вырваться на свободу, страшно
было даже подумать.
Эбигейл глубоко вздохнула и... закашлялась. О ужас, она заходилась в кашле! И
это было отнюдь не благозвучно.
- Эбигейл? Вы поперхнулись?
Макс сгреб ее за плечи, и от страха, что он развернет ее сейчас и начнет
колотить по спине, Эбигейл попятилась, замахала
на него руками и постаралась восстановить дыхание.
- Все в порядке, правда. Пр-р-росто воздух н-н-не в то горло попал... Очень
неловко. Не понимаю, как это случилось.
- Дать вам воды?
Она затрясла головой.
- Тогда, может, приляжете? Я провожу вас в гостиную.
В гостиную. На 'любовное' канапе.
- Не сходите с ума. Со мной все в порядке. - Эбигейл постучала себя по груди
и несколько раз осторожно, но глубоко
вдохнула, стараясь убедить его, что волноваться не о чем.
Как только она перестала хрипеть, в комнате снова повисло молчание. По
крайней мере между ними теперь была
приличная дистанция. Макс находился на другом конце комнаты. Эбигейл мысленно
провела линию, разделившую кухню
пополам: ваша половина, моя половина. Держитесь теперь своей.
Но Макс смотрел так пристально-напряженно, что стало ясно: никакая
воображаемая линия не удержит его, как бы она
того ни хотела.
Эбигейл оправила жакет и пригладила волосы. Если ей удастся взять себя в
руки, он поймет, что для беспокойства нет
причин. Все пойдет так же, как шло до сих пор. Не будет возникать смущения из-за
того, кто где стоит.
- Вы посмеялись, - сказала она, - а я ведь поверила, что вы и впрямь
собираетесь жениться ко Дню святого
Валентина. Вы чуть было не заставили меня действовать, Макс... мистер
Галлахер...
- Я действительно хочу жениться ко Дню святого Валентина.
Эбигейл подняла глаза, ее лицо мгновенно побледнело.
- Но, сэр, этого не может быть!
- Почему?
- Потому что... ну, потому что глупо ограничивать двумя неделями время
принятия жизненно важного решения. Это
безумие! Вы же не баран с рогами, и ваш кубок - не пенис. Это всего лишь
спортивный трофей.
Макс был не просто удивлен, он был в шоке.
Эбигейл наконец сообразила, что она сказала: от возбуждения, которому он был
причиной, ляпнула то, что было на уме,
слово в слово.
- Простите, я не должна была этого говорить. Я переступила черту. - его
таблетки все еще лежали на мраморной
стойке, и она сгребла их. - Сейчас уберу это на место и уйду.
Глядя, как она идет к холодильнику и открывает дверцу, Макс не произнес ни
слова. Наверное, он ошарашен, подумала
Эбигейл, понятия не имея, зачем ставит таблетки в холодильник; ей просто
хотелось покончить с этим и поскорее убраться
отсюда.
Но обернувшись, она увидела своего босса все на том же месте и поняла, что не
может сбежать. Его рот был полуоткрыт
от изумления, но в глазах искрилось любопытство. 'Больше никаких
разграничительных линий, преград и тяжелого дыхания,
- сказала себе Эбигейл. - Я обязана остаться и честно все с ним обсудить'.
