идентификацию, купили у корреспондента куски предмета, который якобы упал с неба. Что касается доверчивости, то я не знаю для нее никаких границ, но когда дело доходит до платы деньгами за свою доверчивость, мы имеем несколько другую картину…
Беда с эффективностью суждений в том, что она где-то постепенно переходит в избыток. К тому, что мне представляется сверхизобилием убедительности, мистер Саймонз затем приплетает еще один персонаж в свою маленькую комедию:
Он утверждает, что это был всего лишь розыгрыш, выполненный учеником аптекаря, который наполнил капсулу взрывчатым веществом и во время грозы бросил горящую массу в сточную канаву, создав таким образом искусственную «громовую стрелу».
Или даже Шекспир с его безыскусностью не приплел короля Лира, чтобы сделать Гамлета совершенным.
Не знаю, приплетаю ли я что-нибудь, не имеющее особого значения, но я считаю, что эта гроза 30 июня 1866 года была особенной. Она описана в лондонской «Тайме» от 2 июля 1866 года: что «во время грозы небо во многих местах оставалось частично чистым, в то время как на землю падали дождь и град». Это может получить большее значение, если мы примем во внимание возможное внеземное происхождение некоторых градин, особенно если они падают из чистого неба. Это только предположение, немногого стоящее, что в Лондоне 30 июня 1866 года могли произойти падения веществ внеземного происхождения.
Рассказывают, что 5 июля 1877 года в Килберне во время грозы произошло падение шлака.
Согласно сообщению Килберн Times от 7 июля 1877 года, процитированному мистером Саймонзом, улица была «буквально усеяна» во время грозы массой шлака, количество которого оценивается, приблизительно в два бушеля (около 73 литров). Размеры кусков колебались от величины ореха до величины мужской кисти — «куски этого шлака можно увидеть в редакции «Килберн Таймс».
Если эти куски шлака или зола представляли собой мусор, выпавший из одной из суперторговых построек, из которых время от времени на эту землю, или, скорее, в Суперсаргассово море падают кокс, уголь и зола, и из этого моря сбрасываются на поверхность земли в результате бурь, то будет вполне в духе ннтермедиатизма допустить, что где-то они должны сливаться с феноменами сцены извержения. Если бы докрасна раскаленная печка упала бы из облака на Бродвей, кто-нибудь нашел бы, что приблизительно во время этого события мимо проезжал самодвижущийся вагон, люди на нем устали от этой печи, или что она на самом деле не была раскалена докрасна, а была покрашена в красный цвет вместо черного каким-нибудь рассеянным домовладельцем. По сравнению с кое-какими научными объяснениями, с которыми мы встречались, это объяснение, на мой взгляд, отличается значительной строгостью.
Мистер Саймонз узнал, что на той же улице — он подчеркивает, что это была короткая улица — находится станция пожарных машин. Я представляю себе, как он рыщет и суетится на улицах Ноттинг Хилла, оглядывая подвалы, пока не нашел один со свежевыгруженным углем; как он звонит в двери, будоража всю округу, взывая к окнам вторых этажей, останавливая людей на улицах, и след несчастного обманщика, ученика аптекаря, становится все горячее и горячее. После того, как он показал свое умение расследовать в Ноттинг Хилле, мы уже ждем рассказа о том, как он пришел на пожарную станцию и… что- нибудь вроде следующего:
«Говорят, что на вашей улице днем пятого июля приблизительно в десять минут пятого упали куски шлака. Не будете ли вы столь любезны просмотреть ваши записи и сказать мне, где была ваша машина пятого июля, примерно в десять минут пятого?»
Мистер Саймонз говорит: «Я думаю, что их, вероятнее всего, выгребли из паровой пожарной машины».
20 июня 1880 года появилось сообщение, что «громовой камень» ударил в дом № 180 на Оукленд Стрит в Челси и попал прямо в дымоход и на кухонную решетку. Мистер Саймонз расследовал.
Он описывает «громовой камень» как скопление кирпичей, сажи, несгоревшего угля и золы».
Он говорит, что, по его мнению, в дымовую трубу ударила молния и расплавила в ней несколько кирпичей.
Он не находит ничего удивительного в том, что молния не разбросала затем содержимое решетки, которое было приведено в беспорядок, как если бы на решетку упало тяжелое тело. Если мы признаем, что карабкаться вверх по дымоходу в целях расследования было бы слишком строгим требованием для человека, который был, возможно, крупным мужчиной, полным достоинства и склонным к полноте, то единственное проявление неблагоразумия в его словах — если судить с более современной точки зрения — это следующее высказывание:
.»Я полагаю, никому не придет в голову, что кирпичи изготавливают в атмосфере».
Это звучит для нас немного неблагоразумно, поскольку очень отдает позитивистским духом прежних времен, когда не было столь очевидно, что высшее неправдоподобие и смехотворность должны где-то сливаться с «пристойным», как сказал бы Scientific American Suplement. Нелепицу всегда можно интерпретировать в понятиях «пристойного», с которым она должна иметь где-то непрерывный переход: глиноподобные массы (глыбы, куски) подобные тем, что падали с неба, они спекаются в кирпичи из-за огромного тепла, порожденного большой скоростью падения.
Мы начинаем подозревать, что мистер Саймонз выдохся в Ноттинг Хилле. Это должно быть предупреждением фанатикам эффективности.
Затем обратим внимание на случай с тремя комками землистого вещества, найденными 3 июля 1883 года на часто посещаемой тропе в Рединге. Имеется так много сообщений о падении с неба землистого материала, что было бы почти странно встретить здесь сопротивление, если бы мы не были так привычны к бескомпромиссным позициям ортодоксии, — которая, согласно нашей метафизике, представляет добро в своих попытках, но зло в их недостаточности. Если бы я счел это необходимым, я бы перечислил сто пятьдесят примеров падения с неба, по словам очевидцев, землистого материала. Здесь мистера Саймонза ослепляет и гипнотизирует его враждебность по отношению к атмосферным возмущениям, которые ассоциируются с падением предметов с неба. Этот конкретный мистер Саймонз отвергает Редингское вещество, поскольку оно не является «настоящим метеоритным материалом». Это странно, или вовсе не странно, — если вы не принимаете что-либо в качестве эталона для своего мнения, вы не можете иметь никакого мнения вообще; но если вы все же приняли такой эталон, то в некоторых своих применениях он обязательно станет нелепым. Углистые метеориты, которые ортодоксией не оспариваются, хотя, как мы видели, избегаются, состоят еще более разительно из ненастоящего метеоритного материала, чем это вещество из Рединга. Мистер Саймонз, Германия, считает, что эти три комка находились на почве «изначально».
Заслуживают ли эти факты сохранения или нет, но я думаю, что призывы этого конкретного мистера Саймонза заслуживают места в том музее, который мы создаем. Он возражает против убеждения во внеземном происхождении чего угодно «ради нашего престижа как англичан». Он патриот, но я думаю, что у этих иностранцев «изначально» мало шансов встретить гостеприимство с его стороны.
Затем следует «небольшой комок железа (около двух дюймов в диаметре)», который якобы упал 27 августа 1887 года в Брикстоне во время грозы. Мистер Саймонз говорит: .»В настоящее время я не могу проследить его историю».
В Ноттинг Хилле он проявил себя с самой лучшей стороны: там был выпад в его более поздней манере:
В лон донской газете «Тайме» от 1 февраля 1888 года говорится, что «после яростной грозы» в одном саду в Брикстоне 17 августа 1887 года был найден округлый железный предмет. Он был проанализирован неким химиком, который не смог определить его как подлинный метеоритный материал. Был ли он произведением мастерства, подобного человеческому, или нет, но этот предмет был описан как сплющенный сфероид, имевший размеры по большему диаметру около двух дюймов. Приводятся имя и адрес химика: мистер Джаймз Дж. Морган.
Сад — знакомое место, я полагаю, что, по мнению мистера Саймонза, этот симметричный предмет находился на почве «изначально», хотя он забыл сказать об этом. Но мы все же отметим, что он описывает этот предмет как «комок», что отнюдь не говорит о его сферичности или симметрии. По нашему мнению, слово «комок» было употреблено намеренно по причине его значения бесформенности, чтобы следующий факт оказался стоящим одиноко, в удалении, без подобных ему. Если бы мистер Саймонз сказал, что
