настроены.
Самик был спокойным немногословным человеком; тем более меня поразили его суровые слова. Как правило, эскимосы очень тактичны и в моем присутствии они не критиковали других белых. Правда, передо мной в тяжелом положении лежал бедняга Самик, которого боли довели до крайности. Я ответил, что он знает меня, Пири[19], доктора Кука[20] и других белых, живших в их части Гренландии, — все они были друзьями эскимосов. И разве я живу не так, как они, разве я не женат на женщине их племени? Ведь белые принесли им ножи, инструменты, спички, ружья и многое другое — все это облегчило их существование.
— Питa, ты один из нас, — повторил Самик, — мы много лет знаем тебя как своего земляка. Питa научился вести себя как люди, и поэтому он говорит на языке людей. Другие белые приходят как друзья, и люди встречают их как друзей, но все же белые устроены не так, как мы. Иногда их обуревает странная жадность к ненужным вещам. У них мысли, непонятные людям; часто они проявляют мало достоинства в своем поведении и мало разума в своих действиях.
Я попытался возражать Самику, но Меквусак перебил меня:
— Питa не имеет понятия о том, что произошло в твоем стойбище, Самик. Это случилось задолго до того, как Питa пришел в нашу страну; возможно, ему никогда не рассказывали о постыдных делах белых, свидетелями которых был ты и твои земляки. Пожалуй, не лишне рассказать ему о событиях, известных нам задолго до того, как наши сани впервые встретились много зим тому назад…
— Да, тот случай, когда мы встретились с Самиком, еще свеж в памяти, сказал Меквусак многозначительно. Казалось, что то время встает у него перед глазами и он видит своих спутников, едущих домой в отдаленные полярные районы после долгих лет жизни где-то на стороне. — Это случилось тогда, когда надо было сообщить новости о водяном пламени. Мы с радостью рассказали бы о наших переживаниях, но ведь раньше мы не имели для этого повода. Много удивительного произошло, и гнев поселился в нас, что случается очень редко: ведь люди здесь умнее белых, которые часто собираются большими толпами и стреляют друг в друга, как будто они зайцы или северные олени. Мы считаем такое поведение недостойным человека; лучше бы они помогали друг другу в добывании пищи и жили в радости. Но жадность белых к водяному пламени вынудила нас к борьбе, словно мы не принадлежали к племени, живущему в этой стране. Может быть, Питa послушает историю водяного пламени, которое принесло столько горя людям.
РАССКАЗ САМИКА
Все началось с радостной неожиданности. Миук, пожилая женщина, поднялась в горы, чтобы осмотреть расставленные заячьи силки. Ей нужны были новые шкурки для чулок. Когда она поднялась довольно высоко и находилась уже близко к цели, то присела отдохнуть, как это часто делают старые женщины. Миук посмотрела в сторону моря, не ожидая увидеть там что-либо необычное, и вдруг обнаружила корабль. Старуха забыла про свои чулки, которые нуждались в новых заплатах, и бросилась бежать, громко крича, что увидела в море корабль. Миук была стара и ей редко удавалось привлечь чье- либо внимание — вот почему она выкрикивала новость на бегу, вместо того, чтобы сойдя вниз, изложить все спокойно и скромно.
— Ай, ай, великие ловцы лежат и спят в чумах, а старой женщине приходится взбираться на гору и вместо мужчин наблюдать, как корабль направляется к стойбищу! — Миук сильно восхваляла себя, но она была стара, да и все так заинтересовались ее сообщением, что никто ее не пожурил за нескромность, которую она проявила. Только Торнге, ее муж, вышедший из чума, вынужден был сказать, чтобы она помолчала, как полагается женщине, если, конечно, ее спина не соскучилась по колотушкам. Миук произнесла свои гордые слова и притихла. И хотя в ее глазах светилось торжество по поводу удачи, Миук все же ничего больше не сказала. Однако всех нас настолько занимала ее новость, что мужчины оказались в затруднении, ибо никто не знал, как оставить без внимания слова, нахально произнесенные старой женщиной.
Тут старик Эрe тихо произнес, что давно уже собирался пойти в горы. Но его так взволновала новость, что он ничем не объяснил свое решение, да и в путь он двинулся не очень-то степенно, не с подобающим безразличием. Он очень быстро ушел и скоро возвратился.
— Корабль! Большой корабль подходит сюда! — воскликнул он.
Теперь дело выглядело так, словно он сам обнаружил приближающееся судно, и поэтому все селение стало обсуждать услышанную новость. Было бы не совсем правильно верить тому, что наболтала старая карга, и раньше никто не хотел обращать внимания на ее слова. Правда, все уже перенесли на берег свои каяки и теперь, когда старик Эрe сообщил о приближении судна, поспешили ему навстречу; сейчас все могли увидеть судно. Мы объясняли друг другу, что корабль, наверное, был скрыт за айсбергом, что вполне могло соответствовать действительности, и появился только теперь. Таким образом, старуху Миук удалось поставить на то место, какое отведено женщине, и никому в голову не пришло приписать ей заслугу обнаружения корабля.
Судно оказалось гораздо меньших размеров, чем мы предполагали; весной нередко приходили более крупные суда, которые преследовали китов далеко в море; они давали жилье многим белым. На этом судне находилось всего несколько белых и не было таких огромных запасов, как на крупных китобойцах. Вначале мы подумали, что судно прибыло из плохонькой страны, где нет достаточного количества леса, чтобы построить настоящий большой корабль. Но несмотря на это, все очень радовались гостям, ибо до сих пор никогда не случалось, чтобы чужестранцы посещали эту часть страны, да и вообще корабли никогда не появлялись перед началом осенних заморозков.
Люди обрадовались еще больше, когда поняли, что судно останется здесь на всю зиму. Ведь этим белые показали, что обладают здравым смыслом, и мы постарались им объяснить, что они поступают разумно, избрав в качестве стоянки хорошее место для лова. Здесь легче добраться до моржей, а нарвалы сами заходят в фиорд; в горах немало песцов, и чистик[21] гнездится в скалах прямо над нашими чумами. Именно потому, что это такое удачное место для охоты, объяснили мы чужестранцам, наши предки назвали его Пилик, что и означает 'место, где много разнообразной дичи'.
Наше ликование по поводу прибытия гостей несколько уменьшилось, когда мы увидели, что чужестранцы не слишком охотно раздают подарки. Они намеревались сохранить для себя свой инструмент и прочие ценные вещи. Но всем людям вскоре стало ясно, что и это является признаком здравого смысла. Подарок, который трудно добыть, более дорог, чем достающийся без всякого труда.
Чудн'ые имена носили прибывшие, да и нрав у них был необычный. Они привезли с собой связки очень тонкой кожи, на которой имелось множество красивых знаков, как видно предназначенных для того, чтобы сообщить тому, кто пользуется кожей, различные мысли. Эти кожи были выделаны таким образом, что вместо несуразной речи чужестранцев, при помощи которой они бесстыдно обращались друг к другу, из знаков складывались слова на человеческом языке. Заглядывая в эти связки кожи, они могли так высказаться, что их мысли и желания становились понятны нам. Но несмотря на проявлявшийся таким образом разум, они все же выражались без должной скромности и не стесняясь сами называли свое имя. Мы немного жалели их ведь они не научились у своих родителей приличному обращению, но все же мы не могли удержаться от смеха, когда каждый подходил, тыкал пальцем себе в грудь и говорил: 'Я — Гогол!' или 'Я — Семеде!'. Правда, мы вскоре поняли, что они хотели сообщить нам свои имена, что они стремились стать нашими друзьями, и мы, примирившись с их несуразным поведением, перестали над ними смеяться.
Тот, которого звали Семеде, оказался единственным, кто умел говорить по-людски. Однако его рот был устроен необычно, а возможно, у него был когда-то ранен язык, и поэтому он не владел им как полагается. Семеде произносил слова каким-то странным образом, звуки у него выходили необычные, но все же через некоторое время все стали понимать, какой смысл он вкладывал в свои слова. Бoльшую часть дня Семеде проводил с двумя старейшими женщинами: Ивалу и Сайгак.
Когда все устроились в зимних жилищах, Семеде просил этих старух приходить к нему каждый день. Он сообщил, что желал бы слушать их речь и заставлял рассказывать истории давних лет. В те времена мужчины были более рослыми и сильными, чем теперь, и совершали удивительные подвиги, как об этом повествовали наши предки. Семеде просил подробно рассказывать ему о тех событиях. Делая небольшие пометки на своих кожах, он умел запоминать все слова, хотя их произносили всего лишь старые
