напомнил женщине, что в суде следует говорить правду ради себя, сохранения своей чести, а не для того, чтобы избежать наказания, предусмотренного за лжесвидетельство. Продемонстрировав таким образом даму суду, а суд даме, он отпустил ее, намереваясь использовать в дальнейшем. Учитывая показания, которые он намеревался от нее получить, это было весьма эффектное начало.
После ухода фрау Бергенталь Фрейслер счел, что настало время допросить основного обвиняемого. И был вызван Вицлебен. Он стоял, нервно комкая пояс своих брюк — иначе они могли попросту свалиться на пол.
Фрейслер велел ему прекратить играть со своей одеждой. Разве у него нет пуговиц? Вицлебен, у которого тоскливо заныло сердце, молча пожал плечами. Он был совершенно беззащитен.
Фрейслер буравил Вицлебена презрительным взглядом. Он вспомнил, как, будучи членом рейхстага, в 1940 году присутствовал на церемонии производства Вицлебена в фельдмаршалы самим фюрером. Она произвела на него неизгладимое впечатление. Какой же черной неблагодарностью ответил новоявленный фельдмаршал на великодушие фюрера, связавшись с предательской кликой Бека!
«Фрейслер. Итак, когда вы и Бек начали волноваться относительно того, что вы сочли ошибками военного руководства, вы начали думать, как исправить положение?
Вицлебен. Да.
Фрейслер. А также кто мог сделать это лучше?
Вицлебен. Мы оба.
Фрейслер. Вы оба? Вы действительно считали, что могли бы справиться лучше? Я не ослышался? Повторите еще раз, чтоб вас могли услышать все!
Вицлебен (громко). Да!
Фрейслер. Должен заметить, это просто-таки неслыханная самонадеянность. Фельдмаршал и генерал-полковник заявляют, что могли бы справиться лучше, чем наш общий лидер, человек, который раздвинул границы рейха на всю Европу, человек, который обеспечил авторитет нашей стране на всем континенте. И вы продолжаете утверждать, что таково было ваше мнение?
Вицлебен. Да.
Фрейслер. Надеюсь, вы извините, если я употреблю такой термин, как мегаломания? Ах, вы пожимаете плечами. Что ж, возможно, этот жест и является лучшим ответом».
Фрейслер обратил себе на пользу признание Вицлебена о трудностях, с которыми заговорщики столкнулись при формировании оперативной группы, которой предстояло взять в плен Гитлера.
«Фрейслер. Итак, Вицлебен, кто должен был возглавить оперативную группу?
Вицлебен. Их еще следовало найти.
Фрейслер. „Их еще следовало найти“! Не могу поверить, что вы это сказали! „Их еще следовало найти“! Среди немецкого народа вы не можете найти таких людей! Вы превзошли даже Бадоглио! Можете зарегистрировать свой патент в аду! Неужели вы действительно верили, что фюрер подобен вам? Неужели вы считали, что с ним можно просто так справиться, без борьбы? Вы и в самом деле так думали?
Вицлебен. Да, я так думал.
Фрейслер. Вы так думали! Подумать только, какая удивительная смесь преступления и глупости! Значит, вы планировали так: лишь только фюрер окажется в ваших руках, он будет делать то, что вы ему скажете!
Вицлебен. Да, это так.
Фрейслер. Это так? Что за дьявольское преступление! Какое злодейское предательство вассалами своего господина, солдатами своего командира, немцами их фюрера!»
Затем Фрейслер сменил тон. Теперь в его голосе явственно слышалось насмешливое, издевательское сожаление. Он заговорил с нарочитой мягкостью, словно действительно беспокоился о здоровье Вицлебена.
«Фрейслер. У вас язва, не так ли? Вам было очень плохо?
Вицлебен. Да.
Фрейслер. Видите ли, я никак не могу разобраться. Можно понять человека, который беспокоится, потому что из-за болезни он не может командовать армией. Но когда такой человек утверждает, что он не настолько болен, чтобы не вмешиваться в заговор… Лично мне это представляется нелогичным. Но, конечно, вы вполне можете мне ответить, что жизнь вообще штука нелогичная, и в общем-то не будете слишком уж не правы».
Снова и снова Вицлебен играл по правилам Фрейслера и с готовностью шел в расставленные ему ловушки. Были восстановлены все перемещения фельдмаршала между его загородным поместьем и Берлином, предшествовавшие покушению.
«Вицлебен. Шверин пришел навестить меня и сказал: „Господин фельдмаршал, следует провести подготовку к завтрашнему дню“.
Фрейслер. И вы снова уехали?
Вицлебен. Да, обратно в деревню.
Фрейслер. А разве мы не должны экономить бензин, чтобы из-за его нехватки не останавливались наши танки? Вас этот вопрос уж точно не тревожил.
Вицлебен. Моя машина не использует бензин. Она работает на газовом топливе.
Фрейслер. Но и его необходимо экономить.
Вицлебен. Я не выходил за пределы установленной мне нормы.
Фрейслер. Но она была вам дана совсем не для той цели, для которой вы ее использовали. Полагаю, я выражаюсь достаточно ясно».
В конце концов Фрейслер пришел к выводу, что настало время открыто бросить вызов своей жертве.
«Фрейслер. Вы собирались управлять не для, а против народа! Это правда, не так ли?
Вицлебен. Что заставляет вас так думать?
Фрейслер. Вы действительно собирались управлять против народа!
Вицлебен. Конечно нет!»
Когда Вицлебен поддался минутной слабости и обратился к председателю с просьбой как-то обозначить его теперешнее положение, у Фрейслера не возникло никаких проблем.
«Фрейслер. Значит, вы не слышали выступление фюрера по радио? Вы отсутствовали?
Вицлебен. Да.
Фрейслер. И где же вы были?
Вицлебен. Ездил к Вагнеру.
Фрейслер. Вы все рассказали Вагнеру?
Вицлебен. Да. Он сказал: „Пошли домой“.
Фрейслер. Итак, вы пошли домой, и все?
Вицлебен. Вы скажете, наконец, в чем именно меня обвиняют? Какова, по
