выносить сора из избы… И вообще, кто это сделал, пусть немедленно признается!.. Ну… Я жду!!!
— Да что такого, я не понимаю? — спросил Гавря.
— Он не понимает! Кажется, я объяснила русским языком.
— Ну, шутка такая, — снова сказав Гавря. — Чего особенного?
— Видно, ты и сделал? — быстро спросила заведующая. — Встань и ответь?
Встал Юра:
— Почему он? Разве спросить нельзя?.. Если плакат над нашей партой, значит, мы и сделали?
— А кто же?.. Ну, отвечай, отвечай, Хазанов!
— Я не знаю.
— Вот видишь! Не знаешь, а защищаешь. А мы все должны стоять на защите интересов государства, а не отдельных личностей.
— Да не Гавря это! Честное слово!
— Пионер не должен разбрасываться честными словами!.. Божко, сними плакат и дай мне… Продолжайте урок. Никаких больше разговоров по этому поводу… Ни здесь, ни за стенами школы…
Разговоры, конечно, были. Вызывали родителей Гаврикова (его мать даже толком не поняла, о чем речь: плакаты какие-то… У нее и так забот полон рот… А сын Володя неплохой совсем мальчик, ничего такого не позволяет, помощник материн…) Юрин отец тоже был у заведующей. Какой там произошел разговор, Юра не знал; одно только сказал ему отец: заведующая говорит, что ты, наверное, хороший друг, но, защищая товарища, можешь погубить себя…
— Как это? — спросил Юра.
Однако отец не стал распространяться на эту тему.
Дело с плакатом так и заглохло, хода ему не дали: до 34-го года и убийства Кирова оставалось, к счастью, еще около двух лет. А слова заведующей, сказанные отцу, были почти в точности воспроизведены потом в учебной характеристике, выданной Юре после седьмого класса. Что, впрочем, не помогло тому, чтобы его приняли в ближайшую к дому 110-ю школу, считавшуюся образцовой…
Но все это дела недалекого будущего, а пока Юра, как уже упоминалось, переключил свои симпатии на Лену Азарову и предпринял отчаянную и довольно длительную по времени попытку обратить ее внимание на свою особу: принялся писать пьесу из испанской жизни. Это стало первым его крупноформатным произведением, которое имело не только начало, но середину и конец, а также эпиграф («Всякий знающий поймет, про кого тут речь идет»), предисловие и послесловие.
Не зная еще, что такое эзоповский язык, Юра прибегнул именно к этому жанру, изобразив под обличьями «донов» и «донн» своих хороших знакомых и себя самого.
Но лучше об этом скажет сам автор.
«Уважаемый класс! (Или, вернее, некоторые личности из него!)
Эта пьеса написана под впечатлением школьной жизни. В ней я осмеял плохие стороны некоторых индивидуалов. Как-то: наивность, глупость, излишняя самоуверенность, преждевременные увле-ния, напыщенность и проч. Надеюсь, что типы, изображенные без всяких прикрас, будут сразу узнаны всеми и самими обладателями. Вполне естественно, что читатель мне может задать вопрос: какую же цель я преследовал, изображая людей в комическом виде? Исправить их?.. Я вовсе не хочу заниматься их исправлением, не хочу показывать им, как смешны они, так как все равно они этого не уяснят. (От автора книги: вот он уже, ранний мудрый скепсис!) Просто хочу, чтобы другие увидели их в естественном виде…
Может быть, некоторые назовут пьесу мою глупой выходкой, но я преследовал определенную цель и ни за что не признаю негодность этого произведения, как не признаю негодность пера Гомера.
За сим я кончаю.
Как видим, автору не откажешь ни в достаточно положительной, доходящей до нескромности, оценке своего детища, ни в некотором чувстве юмора.
Из послесловия можно получить еще кое-какие сведения для будущего литературоведческого анализа.
«Пьеса начата 9-го января и кончена 29 марта 1933 года… Все лица нашего класса изображены в виде испанцев, но характеры остаются те же. Один из моих читателей стал уверять меня, что нельзя характеры одних национальностей воспроизводить в виде других, но, поговорив со мной, в конце-концов согласился…» Добавлю к этому, что характеры действующих лиц комедии (в 3-х действиях, 7-ми картинах) действительно разнообразны, и в них сочетаются самые разные свойства: смелость и трусливость, благородство и грубость, жадность и широта… И вообще тут вам не черно-белый соцреалистический вариант, не конфликт хорошего с еще лучшим, чем прославились более поздние драматурги-лауреаты, но острое напряженное действо, с дуэлями, серенадами, цитатами из классики и плясками пейзан.
Однако та, ради кого была задумала пьеса, ее, увы, не прочитала. Может быть, не хватило времени, а может, ее больше интересовали произведения, повествующие о борьбе классов…
ГЛАВА III. «Мсье Копелиц и много разных лиц». Новая школа, новые друзья, новые увлечения… И новые аресты. Дача в Сосновке. Несколько Юриных собак и других животных. Марш заключенных под музыку Имре Кальмана. Студенческая тужурка дяди. «Веселый ветер» и Нина Копылова. Отелло из польских классов. Первый поцелуй. Планы мести. Великий дипломат Гиршенко
1
— Я здесь! — кричит Юрин брат, Женя.
— Дурак! Сейчас не твои слова… Сейчас продолжает доктор Буссенар… Нет, с тобой совсем нельзя ставить пьесу! Сто раз тебе говорил: твои слова после того, как я скажу… что?
— Правильно. Значит, знаешь? Тогда будь внимателен. Продолжаем…
(Автор пьесы еще понятия не имел о весьма неприятной болезни с похожим звучанием. Во время
