'Мистицизм 'Хайдеггера-философа. Демонизация Хайдеггера. Но и этим выводом не ограничивается 'диагноз' Ясперса. Если Хайдеггеру свойственны неприятная, уклончивая манера изъясняться, отсутствие 'конкретных выводов', если он больше скрывает, да ему вообще-то по большому счету и нечего сказать, то нечто в этом образе все же остается неясным: на чем же основывается столь большая популярность Хайдеггера как философа? Можно предположить: он является великим мастером иллюзий. С одной стороны, конечно, его труды привлекают именно тех, кому логика и ясность мышления не свойственны. Но — с другой — есть, по-видимому, и особый дар мистификаций и 'колдовства', присущий самой личности Хайдеггера. Вот несколько наиболее типичных характеристик: 'Его нельзя назвать демоничным в гетевском смысле. Но он обладает волшебством как гном…' [50]. 'Хайдеггер покинул философствование под сенью истины… В пользу 'высказываний', — не в форме откровений пророка, — а в форме исследования, как мат…'[53]. Философствование Хайдеггера часто сравнивается с 'индийским умозрением' [156] или 'азиатским мышлением', причем последнее представляется
Ясперса впечатление объясняется, вероятно, тем, что к тому времени, когда он обратился к внимательному прочтению Хайдеггера, для последнего большую важность приобрели уже другие темы.
Следует, правда, отметить определенную дюйственность оценок Ясперса: 'Он не высказывает никакого содержания, однако затронута глубина, из которой он может говорить…' [53]. В каком именно смысле Ясперсу удается приписывать Хайдеггеру одновременно и 'глубину' и 'ни-чего-не-говорение'? — Этот вопрос остается в 'Заметках' недостаточно проясненным.
Симуляция научности, ее искажение. Не вызывает поэтому удивления, что Ясперс не обходит вниманием и оценку философии своего друга с точки зрения ее 'научности'. Усматривается противоречие: Хайдеггер претендует на научность, между тем как науку — отвергает [141]. Как же именно реализуется эта претензия у Хайдеггера? — Он 'формальным образом' ставит свою фундаментальную онтологию на место отвергаемой им традиционной науки. При этом главная тема Хайдеггера — вопрос о бытии — не раскрывается им 'в методическом мышлении' [191]|3. Соответственно, проблематичными становятся и все частные методические процедуры, используемые Хайдеггером: 'Предпосылкой истолкования [становятся] не филологически-критические методы интерпретации, а восприятие истории бытия…' [77]. Трудно сказать, что вызывает у Яс-перса большее неприятие: общий ли дух хайдеггеровского мышления или конкретные историко-философские интерпретации. 'Когда я следую за Вами, некоторые места сбивают меня с толку'14, — наиболее сдержанная формулировка. Более точно: ' Я не перестаю спотыкаться о Ваши предложения'15. Причину, по которой Ясперсу, превосходящему своего друга в эрудиции, было, возможно, 'неудобно' читать Хайдеггера, он называет сам: 'Я знал эти источники лучше, а вместе с тем — и истину, которая в его изложении казалась истощенной и искаженной…' [147].
Стремление к новизне. В качестве одной из главных характеристик хай-деггеровского мышления Ясперс проницательно обнаруживает 'порыв к новизне': 'В духовной ситуации завершенных возможностей рефлексии он желает изначально мыслить и говорить новым образом. Отсюда превознесение (Preis) досократиков; отказ от понимания великих философов в целом их произведений, а вместо того: углубление в предложения и абзацы с помощью метода истолкования, отказывающегося от правил понимания подразумеваемого смысла; метод, частично унаследованный от Гуссерля: тематизация (Veigegenwartigung) с самого начала, в феноменологическом видении, в языковом анализе — а также в использовании языка намеренно с эффектом, с направлением внимания на его собственный, непосредственный, этимологический смысл — на место слова (Wortstellung), — своего рода паузы во время речи…' [78].
Эта черта вызывает у Ясперса серьезные сомнения. Он, во-первых, прекрасно сознает свою традиционность. Более того, 'традиционность' есть его сознательная позиция: 'мыслить в понятиях традиционной философии'; '…я изначально пытаюсь думать не оригинально и полагаю, что двигаюсь в пространствеphilosophiaperennis… Традиционное настолько богато и значительно, что его наиболее полное усвоение при постоянной опоре на простое, существенное представляется мне совершенно необходимой поддержкой и пищей для современного понимания. Мне кажется, невнимание к тем или иным необходимым различениям затуманивает сегодня наше мышление… создавая тем самым мир неискренности и обмана. Коль скоро я говорю старым языком философии, мне кажется, присутствует ясность'16.
Здесь, кстати, упреки Хайдеггера в 'новаторстве' и 'магии' объединяются: Ясперс говорит о своего рода 'магии экстремального', то есть
'радикализме «расчистки»' (Abbaus), 'деструкции', из-за которой история философии у Хайдеггера, начиная от досократиков, 'становится совершенно неясной' [71].
Ясперс ощущает свое расхождение с Хайдеггером по вопросу самой необходимости радикального обновления традиции: 'Является ли лучшим, более подлинным и значимым, в конечном счете — более истинным, решение броситься в омут (Sumpf), нежели сохранять неизменную верность мнимой истине разума и историческому существованию, и всю жизнь оставаться одним и тем же?' [76]. — Напомним, все сомнения (выраженные как в письмах, так и в заметках) Ясперса возникают, когда уже позади пережитые Германией несчастья, связанные с нацизмом. В этой ситуации 'революционность', с которой Хайдеггер выступал еще в начале 20-х годов, подозрительна, а традиционность — предпочтительна. Слишком много потрясений. Потому в заметках вопрос философского новаторства моментально связывается с воспоминаниями о только что пережитом: 'Разве погибшие в волнах — провозвестники судьбы? — и это применимо к национал-социалистам?' [76]. Для вопросов о том, где же все-таки пролегает граница между 'окончательным расчетом' с 'этой профессорской философией' и собственно логическим продолжением того же самого — борьбы с традицией, — время не очень благоприятное.
Что происходит? Критика Ясперсом Хайдеггера как философа оказывается сразу же и навсегда связанной с вопросом идеологии. В 'объективном' аспекте сомнительными оказываются философский радикализм и стремление к новизне17. В 'личном' плане боль и сомнение в друге вызывает его необъяснимое для Ясперса поведение, оцениваемое им как предательство. И здесь тема национал- социализма накладывается на образ друга, вызывает сомнение в его философии.
Итак, личное знакомство по крайней мере в двух отношениях скорее даже мешает воспринять 'философское содержание': во-первых, личные встречи и многочасовое общение создают иллюзию знания 'идей'. — 'Вероятно, я читал бы его более основательно, если бы не был знаком с ним лично', — признается Ясперс [147J. Во-вторых, определенная оценка поведения Хайдеггера, и его, Ясперса, лично затрагивавшего, скорее отталкивает от его философии, вызывает к ней подозрение.
Величие и нищета философского фундаментализма. Раздражение 'бесконечностью' исследования — не самое главное. То, что Хайдеггер 'не дает ответа' — лишь производная форма 'фундаментализма'. Речь идет о том, что свойственно как Гуссерлю, так и Хайдеггеру. Именно потому, что замысел рассчитан 'на века' и должен был бы стать основой последующих философских усилий, он обречен на известную 'бедность': бедность темами. Не только Ясперс называет те из них, которые не прозвучали ('вопрос полов, дружба, брак, — практическая жизнедеятельность, — профессия, — государство, политика, воспитание' [249]) — это делали и другие. Это обнаруживает еще одну трудность, перед которой оказывается любой проект вроде 'основоположения наук о духе' Дильтея, 'создания абсолютно несомненных основ' Гуссерля, 'фундаментальной онтологии' и 'преодоления традиционной метафизики' Хайдеггера: как только философские оппоненты распознают (и принимают) таковые проекты в качестве фундаментальных, с их авторов сразу же спрашивают больше — больше, нежели они были намерены да и вообще могли бы дать. А почему не дано экспликации проблемы Другого (Левинас — Хайдеггеру)? А почему за основу феноменологии взят 'усеченный' тип опыта (Фарбер, Шюц — Гуссерлю)? Примеры могли бы быть бесконечны. Критика Кьеркегором Гегеля, Дильтеем — Канта и т. д.
Нельзя отказать усилиям Гуссерля и Хайдеггера в особом величии. Даже Ясперс в одной из последних своих заметок не может в конце концов не признать: 'В его трудах чувствуется, из каких внутренних мучений и их преодоления они возникли. Потому — воспринимать всерьез в одном из истоков' [250]. Однако нельзя не заметить и той ограниченности, которая философскому фундаментализму обыкновенно сопутствует. Можно сказать, что все такого рода усилия вынуждены обращаться к Началу, проблеме начинания18. Чем более серьезно они воспримут свою собственную задачу, тем больше у них шансов стать философиями 'одной и той же мысли'. Одно, как кажется, с необходимостью влечет за собой другое.
'Некоммуникативность 'философии Хайдеггера. Оба великих философа сосредоточены на своем. Хайдеггер, погруженный в задачу преодоления метафизики, обращается к древнегреческим мыслителям, и