Princess Royal, 1858-1861, 32, 34-35, 38). В самом деле, почти вся ее одежда была куплена в Кале у торговца тканями с Виндзор-Хай-стрит. Черное шелковое платье было охарактеризовано леди Уолсли как сделанное «кое-как и никак».
23
Однако позже она рассказывала леди Солсбери, что замок Уолмер произвел на нее неприятное впечатление и был «самым неудобным и некомфортным из всех, в которых ей доводилось бывать» (Kenneth Rose, The Later Cecils, 44).
24
Королева вспоминала, что их поезд двигался быстро, хотя и не так, как, например, «Грейт Вестерн», на котором королева впервые прокатилась за год до этого. Семнадцать миль пути они проделали за двадцать три минуты со средней скоростью сорок четыре мили в час. Принц Альберт считал такую поездку слишком опасной и часто повторял: «Не так быстро, мистер кондуктор, если это возможно». А когда королевская семья ехала на поезде в августе 1854 г. из Лондона в Шотландию, личный секретарь королевы проинструктировал железнодорожное начальство, что «ее величество предпочитает путешествовать со скоростью сорок миль в час» (Public Record office, RAIL 236/6061, quoted in Jack Simmons, «Railways», 253).
25
В Кембридже, как отметила в своем дневнике королева, они получили весьма радушный прием, а «студенты мгновенно сбросили с себя мантии, чтобы поближе познакомиться с нами, как это сделал, например, сэр Уолтер Рэйли» (RA Queen Victoria's Journal, 25 October 1843). А теперь этот недавний визит. В начале 1844 г. Чарльз Гревилл услышал, что в «Сити поговаривают, будто королева не совсем в своем уме... постоянно демонстрирует беспокойство, чрезмерную подвижность, нервозность и нездоровое возбуждение».
26
Королева не принимала участия в отстреле животных и была решительно против того, чтобы женщины вообще брали в руки ружья. Когда она узнала, что ее внучка принцесса Виктория Гессенская отправилась на охоту со своим отцом и стреляла в животных, она тут же написала ей: «Дорогая малышка, я была просто в шоке, узнав, что ты стреляла из ружья вместе с папой и что ты вообще любишь охотиться с ружьем. Наблюдать за охотой вполне допустимо, но убивать животных своими руками для любой почтенной леди должно быть невозможным. Я очень надеюсь, что ты больше никогда не будешь этого делать. Это не принесет тебе никакой пользы, так как подобные занятия характерны только для легкомысленных простолюдинок» (Advice to a Grand-daughter: Letters from Queen Victoria to Princess Victoria of Hesse, ed. Richard Hough, 26).
27
Леночкой. — примеч. пер.
28
«Вкус бабушки в отношении обоев и покрытий не отличается изяществом и совершенством!!! — писала королева Александра королеве Марии в 1910 г. — Эти выгоревшие на солнце и потертые розовые обои в гостиной производят жалкое впечатление, а обои в спальне вообще представляются мне жуткими. Однако я никогда не осмеливалась трогать что-нибудь в этом доме, поэтому оставила все как есть... Интересно, а вы сделали хоть какие-то изменения?» (RA/CC/ 42/81, quoted in Georgina Battiscombe, «Queen Alexandra», 1969, 220). Королева Мария, по утверждениям ее биографа, действительно «произвела немалые перемены в Балморале, поскольку унаследовала от отца страстное желание все делать по-своему и постоянно затевать ремонты. Одним из ее первых шагов в этом направлении была перекраска всех панелей в светлые тона, и сейчас последние следы старой краски можно обнаружить только в задней части дома в конце коридора» (James Pope-Hennessy, «Queen Mary», 1867—1953, 205).
29
«Позже королеву все-таки убедили в целесообразности и эффективности освещения газом Букингемского и Виндзорского дворцов. Однако до своих последних Дней в Балморале королева предпочитала свечи, так как считала их соответствующими древним обычаям и создающими в доме особый уют. В конце жизни королевы Сара Тули вспоминала, что королева «никак не соглашалась на внедрение электрического освещения в своих королевских покоях и до конца сопротивлялась попыткам провести его». («The Personal Life of Queen Victoria», 1900, 266). И все же, несмотря на отчаянное сопротивление королевы, электричество было проведено в 90-х гг. XIX в. не только в Букингемском и Виндзорском дворцах, но и в Балморале. «Оно очень хорошо освещает комнаты, — писала леди Литтон, — однако королева не любит электрического освещения, так как ей кажется, что слишком яркий свет вредит ее глазам и что в гостиной электрический свет сделан не совсем хорошо» («Lady Litton's Court Diary», 1961, 142).
30
Разумеется, домашняя прислуга в замке Балморал имела гораздо больше оснований для недовольства своим положением и состоянием дома, чем члены кабинета министров, придворные или другие высокопоставленные гости королевы. «Низшие слуги живут в Балморале в ужасных условиях, — писала леди Литтон в своем дневнике в 1890-х гг. — Так, например, четыре прачки ютятся в одной крошечной комнате и спят на одной кровати» («Lady Lytton's Court Diary», 1895-1899, 77).
31
Однажды Джон Кауэлл получил от королевы очень резкую отповедь. Он написал ей письмо, в котором пожаловался на одного священника, сына местного пэра, который, по его словам, требовал, чтобы все называли его «ваше преподобие». Королева прочитала это письмо и вернула его Кауэллу с припиской: «Королеве совершенно безразлично, как ой предпочитает себя называть» (Quoted in Elizabeth Longford, «Victoria R. I.», 576).
32
«Хлебные законы» представляли собой комплекс мер по регулированию вывоза и ввоза зерна и других продуктов земледелия в XV—XIX вв. Устанавливали высокие ввозные пошлины и низкие вывозные пошлины, что неизбежно приводило к сокращению сельскохозяйственного производства на внутреннем рынке и росту цен на продовольствие. Эти законы служили интересам крупных землевладельцев-лендлордов и являлись надежным средством сохранения господства земельной аристократии. — Примеч. пер.
33
Неизменно следуя примеру своего дедушки короля Георга III, королева Виктория в течение всего периода длительного правления делала весьма щедрые вклады в самые разнообразные благотворительные общества. Впрочем, она любила помогать и нуждающимся членам своей семьи, а также многим удалившимся на пенсию слугам и придворным. Она покровительствовала примерно 150 благотворительным институтам и часто помогала им деньгами или же собирала для них деньги на их нужды. Так, например, только в 1882 г. она распределила более 12,5 тысячи фунтов среди 320 благотворительных организаций. «Кроме того, выделялось немало дотаций в пользу пострадавших от землетрясений и наводнений, пожаров и несчастных случаев на море, голода и аварий на шахтах. А ее моральную поддержку бедным и обездоленным просто невозможно выразить никакими цифрами... Как следует из ее патронажных бухгалтерских книг, за весь период своего длительного правления королева Виктория потратила на благотворительные цели около 650 тысяч фунтов, исключая из этой суммы мелкие подарки и милостыню бедным и нищим, а также надбавки к пенсиям своим бывшим слугам» (Frank Prochaska, «Royal Bounty: the Making of a Welfare Monarchy», 77).
34
Известная история о том, что герцог Веллингтон, со свойственной ему прямотой и откровенностью, предложил королеве использовать ястребов для решения проблемы с воробьями, является выдумкой. Ее происхождение связано с вымышленной историей, напечатанной в одной из провинциальных газет (Norman Gash, «Wellington Anecdotes: A Critical Survey», 8—9).
35
Использование королевой хлороформа во время родов не нашло всеобщего одобрения. В основном люди были верующими и поэтому знали, что Библия учит женщин терпеливо сносить все тяготы семейной жизни и мужественно переносить боль. А многие медики выступали против применения хлороформа из соображений безопасности. «Ни в коем случае, - писал медицинский журнал «Ланцет», — нельзя допускать использование хлороформа при нормальных, ничем не осложненных родах» (Roy Porter, «The Greatest Benefit to Mankind: A Medical History of Humanity from Antiquity to the Present», 367—368).
36
Вызвавшие такое редкое заболевание гены могли быть унаследованы принцем скорее от матери, чем от принца Альберта, поскольку страдающие гемофилией отцы не могут иметь сыновей с тем же заболеванием. А среди предков королевы Виктории носителей этого заболевания обнаружено не было. Братья Д.М и У.Т.У. Потт, один из которых был известным эмбриологом, а другой — не менее известным биологом, пришли к выводу, что гемофилия
