Он пошел, шатаясь, со мной наружу. Было темно. Очень темно. Здесь не было ни света, ни людей, лишь слабенький гул. Это было похоже на место, обитаемое приведениями, словно вещи шептались в темноте.
«Меня сейчас снова стошнит», сказал Стив. Он уже пару раз сблеванул за ночь.
«Да нет», сказал я. «Ты недостаточно для этого выпил».
«Все равно стошнит».
Ночной воздух немного привел его в чувства. Он оглянулся.
«Где мы? Где живая легенда?»
«Он должно быть ушел», сказал я. Больше я это никак не мог объяснить. Он должно быть забыл, что мы были с ним. Я почувствовал, что мои волосы на шее встали дыбом, как у собаки.
«Черт», сказал я. «Куда все подевались?»
Мы стали двигаться по улице. Я не знал, где мы находились, но должно быть мы двигались прямо к реке. У меня хорошая интуиция. Я обычно всегда прав насчет направления.
«Почему мы идем посередине дороги?» Спросил Стив, спустя несколько минут.
«Так безопаснее», сказал я. Думаю, что он считал, мы должны были идти по тротуару. Только Бог знает, что ждет в переулках. Временами Стив был очень глуп.
Я не переставал думать, что вижу порой движение краем глаза, но каждый раз как я оборачивался, это была всего лишь тень рядом с аркой или переулками. Я начал поглядывать на переулки, ища сокращения пути.
«Я думаю, что лучше придерживаться улицы», прошептал Стив. Я не знал, почему он шепчет, но это было неплохой идеей.
«Я тороплюсь».
«Если ты напуган, то мне жутко».
«Да мне не страшно. Торопиться еще не значит быть напуганным. Мне не нравятся противные пустые места. Это не страх».
Стив бормотал что-то, что звучало словно «одно и то же», но мне не хотелось останавливаться и спорить с ним.
«Эй, притормози, а?» окликнул он.
Я замедлил ход. И остановился. Две тени быстро вышли из одного переулка. Один был белокожий. Другой — чернокожий. Чернокожий держал что-то в руке, что было похоже на шиномонтажный инструмент. Фактически, было облегчением видеть их. Я был почти рад увидеть хоть кого-то.
Стив сказал, «О, Боже, мы покойники» протяжным голосом. Он замер на месте. Я не рассчитывал на его помощь. Я просто стоял, измеряя расстояние, число противников и оружие, то, как Мотоциклист учил меня много лет назад, когда еще были банды.
«Есть башли?» сказал белый парень. Словно он не собирался убивать нас. Если у нас они есть. Я знал, что даже если бы мы вручили им миллион долларов, то они все равно бы избили нас. Порой парни просто шляются, чтобы кого-нибудь побить.
«В стране прогресс, интернациональная шайка», прошептал Стив. Он удивил меня, показывая, что у него было немного храбрости после всего этого. Но он все еще не мог двигаться.
Я думал о множестве вещей: Пэтти — она бы действительно сожалела бы сейчас, и Коч Райян, хвастающимся, что он знал меня когда-то. Я представил, что скажет отец на похоронах: «Какая нелепая смерть». И мою мать, живущую в деревянном доме с художником — она даже не узнает об этом. Я подумал, как ребята из Бэнни будут думать, что это почетно, умереть в драке, словно как в старые добрые времена, когда еще были банды. Последний парень, что умер в драке, был Пэйкер. Ему было пятнадцать. Пятнадцать тогда казалось очень много. Теперь же это так не выглядело, так как я уже не рассчитывал встретить свои пятнадцать.
Так как Стив говорил что-то, я тоже должен был сказать что-нибудь, даже при том, что у меня ничего не было в голове, кроме, «Пошли вы!»
И со мной произошла странная вещь-я клянусь, это правда. Я точно не помню, что случилось после. Стив рассказал мне позже, что я повернулся и посмотрел на него на мгновение, словно я думал о том, чтобы побежать. Это было в тот момент, когда черный парень стукнул меня по голове. Хоть убейте меня, не могу понять, почему я был так медлителен — может, это из-за алкоголя. Но следующее, что я помню, я взлетел вверх над переулком, смотря вниз на них троих. Это было странное чувство, просто полет вверх, без чувств, словно просмотр кино. Я видел Стива, который только и ждал момента, чтобы быть убитым, и белого парня, который действовал, словно выжил из ума. И черного парня, который небрежно глядел на Стива и говорил: «Убить его. Лучше сделать это тоже и с ним».
А затем я увидел свое тело, лежащее на дороге переулка. Это немного не походило на наблюдение себя в зеркале. Я не могу сказать, на что это было похоже.
Внезапно казалось, что я качался немного выше, и я знал, что я должен был возвратиться к своему телу, к которому я принадлежал. Я хотел вернуть, как я ни хотел ничего другого. И затем я вернулся, потому что моя голова болела сильнее, чем что-либо у меня вообще когда-либо болело, и местность пахла туалетом. Я не мог двигаться, даже притом, что я продолжал думать, что если я не встану, то они убьют Стива. Но я даже не мог открыть глаза.
Я слышал различный шум, ругань и глухой шум, словно людей бьют до смерти, и крик Стива, «Они убили его!» Даже если я был рад, что он все еще жив, я не хотел бы, чтобы он орал. Шум шел сквозь мою голову, словно лезвия ножей.
Кто-то приподнял меня, и я полусидел-полулежал, прислонившись к нему.
«Он не мертв».
Это был Мотоциклист. Я узнал бы его голос где угодно. У него был необычный голос для такого большого парня, каким он был — монотонный, текучий и холодный.
«Он не мертв», повторил он более удивленно из-за того, что он был рад этому, чем чему-то другому. Будто он никогда не замечал, что любит меня.
Он устроился позади, я прислонился к его плечу и я услышал треск разгорающейся спички. Он закурил сигарету, и я хотел одну для себя, но я все еще не мог двигаться. Резкий, пульсирующий вид звука раздражал мои уши до тех пор, пока Мотоциклист не сказал: «Ты можешь прекратить этот плач?» и Стив ответил: «Ты можешь пойти к черту?»
Все стихло, кроме шума улиц кое-где, звуков крыс, бегающих вокруг и кошек, дерущихся в переулках квартала.
«Забавная ситуация», сказал Мотоциклист после длительного молчания. «Мне интересно, что я делаю здесь, держа своего полуживого брата, окруженный кирпичами, цементом и крысами».
Стив ничего не ответил, может быть потому, что Мотоциклист говорил не с ним.
«Хотя, я предполагаю, что это столь же хорошее место, как любое другое. В Калифорнии не так много стен, но если ты привык к ним, то этот воздух может вызвать у тебя мурашки»
Мотоциклист все говорил и говорил, но я не мог привести свое сознание в порядок, чтобы разобрать, что он говорит, ничего не мог понять. Это походило на переход с твердого основания на американские горки, в то время как я все еще ломал голову над одной вещью, он перешел на что-то другое.
«Заткнись, а?» в конце концов, крикнул Стив. Он был напуган больше, чем тогда, когда нас собирались убить. «Я не хочу это слышать».
Может быть, Стив понял, о чем речь, я не знаю. Но я понял кое-что за этими словами. По какой-то причине Мотоциклист был одиноким, более одиноким, чем был я, и чем я мог себе представить. Он жил в аквариуме и смотрел на мир изнутри. Это почти как быть одиноким, слышать его, и я попытался прогнать чувства. Я двинул головой, и боль пронзила меня.
Он все еще говорил, когда я снова пришел в себя. Ничего не изменилось. Мы были все еще в переулке, и все, что я мог чувствовать — приближалось утро. Мне было холодно. Мне никогда не было так холодно. Оцепеневший, неспособный двигаться, я пытался услышать пустой голос Мотоциклиста.
Он говорил, что ничего в его жизни его так не удивляло, как люди, ездившие на мотоциклах в чехлах.
Я попытался что-то сказать, но мое мычание вырвалось, будто собаку пнули ногой.
«Расти-Джэймс», сказал Стив, «ты живой?»
