Власть Талисмана

истреблено. По оценкам литературных источников того времени, иногда допускавших преувеличение, современные ученые в целом сходятся на цифре от 15 до 20 тысяч человек, убитых в Безье.[535] Жиро (Гираут) Рикьер из Нарбонна, один из последних трубадуров Окситании, отразил масштаб трагедии в песне:

Безье пал. Все мертвы.
Священники, женщины, дети.
Никому не было пощады.
Они убивали и христиан.
Я выехал из города, не увидев и не услышав ни одного живого существа.
Они убили семь тысяч людей,
Семь тысяч душ, искавших убежища у Св. Магдалины.
Ступени алтаря были мокры от крови,
Эхо криков звучало в церкви.
Потом они казнили монахов,
Звонивших в колокола.
Они рубили им головы на серебряном кресте.[536]

Очевидно, симпатии Рикьера находились не на стороне крестоносцев, и он не был заинтересован в том, чтобы выставить их в благоприятном свете. Мы могли бы подумать, что эта сцена является выдумкой и антикатолической пропагандой, если бы не другие свидетельства о разграблении города, подкрепленные археологическими находками, которые также говорят об ужасной резне, устроенной в церкви Марии Магдалины.[537] Сами католики считали, что в убийстве множества еретиков в священном месте нет ничего постыдного. Цистерианский хронист Пьер из Во-де-Сернея провозгласил: «Справедливо и правильно, что эти бесстыдные псы были захвачены и истреблены в день праздника женщины [т. е. Марии Магдалины], которую они оскорбили и чью церковь они осквернили…»[538]

Аббат Сито и предводитель крестового похода, Арнольд — Амальрик, тоже был восхищен не только резней в церкви, но и общим итогом дня. В своем письме папе Иннокентию III виновник кровавого погрома с гордостью писал: «Почти 20 000 горожан были преданы мечу независимо от возраста или пола. Акт божественного возмездия был подобен чуду».[539]

В поисках истины

До сих пор наша цель заключалась в исследовании тайной традиции, стоявшей за катаризмом. Эта сложная система гностической духовности пережила тысячу лет гонений на Западе, но теперь альбигойские крестовые походы были призваны навеки сокрушить ее. Мы не предлагаем подробного исторического анализа самих крестовых походов, поскольку существует несколько превосходных книг с описанием сражений и осады главных городов. Тем не менее лучшая возможность для изучения человеческого поведения всегда предоставляется в самых крайних, чрезвычайных и опасных ситуациях. Именно поэтому, как мы убедимся в следующей главе, крестовые походы дают уникальную возможность приблизиться к истине о сторонах конфликта.

Истина заключается в том, что жители Безье, которые никому не угрожали, ни на кого не нападали и просто следовали своим безобидным религиозным убеждениям, подверглись нападению адского воинства, отличавшегося редкой жестокостью и творившего чудовищные зверства. Зоэ Ольденбург предлагает нам поразмыслить об этом:

«Такие массовые убийства, как в Безье, являются чрезвычайной редкостью; мы вынуждены признать, что даже человеческая жестокость имеет свои пределы. Даже среди худших зверств, сохранившихся в анналах истории за долгие века, убийства такого рода являются исключением, которое в данном случае представлено главой одного из ведущих монастырских орденов католического христианства. Не следует недооценивать значение этого факта».[540]

Зверства не закончились со взятием Безье. Они продолжались почти до бесконечности, и каждое из них обладало своими демоническими особенностями. Но вскоре после Безье аббат Арнольд- Амальрик, по-видимому, удовлетворивший свои кровожадные аппетиты, отступил на второй план. Его преемником, который взялся за дело с величайшим рвением, был Симон де Монфор, описанный как человек, который «молился, принимал причастие и убивал с такой же легкостью, как дышал».[541]

ГЛАВА 7 МЕЧ И ОГОНЬ

«Лишь после создания Священной Службы [инквизиции] мир познакомился с организацией, готовой лишать собственности, пытать и убивать тех, кто на волосок отклонялся от ее собственных теологических предпочтений. Ни в одной другой главной мировой религии не было такой организации. Есть примеры светских организаций, действовавших с такой же жестокостью и эффективностью, но, в отличие от инквизиции, ни одна из них не существовала в течение семисот лет».

Артур Гюирдхам, «Великая ересь» [542]

Армия крестоносцев в течение трех дней отдыхала в лугах вокруг разлагающегося трупа Безье, а затем осадила большой город Каркассон, который две недели спустя сдался без боя. На этот раз жители не подверглись истреблению, но по условиям капитуляции вся их собственность была конфискована, а сами они были изгнаны из Каркассона, нищие и бездомные, и уже никогда не вернулись обратно.

В августе 1209 года Симон де Монфор официально принял командование армией и получил новый титул виконта Безье и Каркассона,[543] но к середине сентября подавляющее большинство солдат, находившихся в его распоряжении, собрали свои пожитки и разошлись по домам. Такое дезертирство было обычным и предсказуемым, поскольку отпущение грехов, обещанное папой участникам крестового похода, обязывало их вести военную кампанию в течение как минимум сорока дней. Капитуляция Каркассона произошла как раз на исходе этого срока, но потом, с точки зрения большинства добровольцев, кампания была окончена.

С небольшой группой преданных рыцарей де Монфор оставался на чрезвычайно враждебной территории в течение зимы. В 1210 году (впоследствии это стало ежегодной традицией) папа провозгласил новый крестовый поход против катаров, и ряды армии снова пополнились. [544]

Жутким эпизодом кампании 1210 года было взятие крепости Брам после трех дней ожесточенного сопротивления. Поскольку гарнизон не сдался без боя, выжившие солдаты, более 100 человек, были преданы ужасной пытке. По приказу де Монфора их ослепили, а потом у каждого отсекли нос и верхнюю губу. Одному из этих несчастных оставили один глаз, но не из милосердия, а для того, чтобы он мог отвести своих слепых и изувеченных товарищей в городок Кабаре, который был следующей целью крестоносцев, в качестве недвусмысленного послания для защитников.[545]