— Ты слышишь, что я сказала?
А в ответ — тишина. Шур не может узнать Лилиного голоса. Высокий, с неприятным металлическим оттенком. Словно это говорит кто-то другой, а не она. «Конечно, столько ждала „Летучую мышь“, и вдруг бабушка не успела». Он мысленно оправдывает Лилию.
А Ромка как брякнет над ухом:
— Она псих, что ли, эта Лилька ненормальная? Разве можно так с бабушкой? Ишь приказывает, начальник в юбке! Вот ка-ак наподдам ей!
А сам сидит и рукой оцарапанную шею мусолит.
Но почему бабушка до сих пор молчит? Непонятно. Лилию это озадачивает. Ведь старушка должна сразу же все дела бросить и схватиться за спицы. «Да, да, Лилечка, прости, что не довязала. Я успею, я всё-всё доделаю, как тебе хочется». А она молча полезла в шкафчик, где висят вещи, и что-то там никак не может снять с вешалки, забитой Лилиными нарядами. И руки у неё почему-то дрожат.
— Что ты там с вешалкой возишься? Время же идёт! Ты меня слышишь, бааб?
— Не глухая, — тихо и с виду вроде бы спокойно, наконец, произносит Елена Ивановна.
— Ты чего так орёшь? — дёргает Лилию за рукав Фанера.
И опять спокойный голос бабушки.
— Наверно, довязать не успею. Я тебе белую гипюровую кофту выгладила.
— У неё же фасон допотопный! — взвизгнула Лилия. — Зачем ты её в чемодан положила?!
Бабушка снова замолчала. А Фанера:
— Шикарная кофта! Тебе идёт! Надевай.
— Не модная же! Узкий рукав.
И тут Ромка не выдержал. Подскочил со стула, как на пружине, и чуть не наполовину всунулся в каюту:
— Ты что, на конкурс красоты идёшь, да? Или у нас дом моделей? Кому нужны твои рукава? Хоть оторви оба! Лишь бы хорошо играла… Здрасьте, Елена Иванна.
Лилия подбежала к окошку и стала выталкивать Ромку.
— Уходи из окна! Кто тебя звал?
А Елена Ивановна, глянув на мальчишку, бросила вешалку с платьями на диван.
— Что у тебя на шее? Ох!.. Ах!.. Надо промыть, помазать, перевязать. Заходи сейчас же в каюту.
А Лилия совсем расфырчалась:
— У нас что, медпункт? Пусть к судовому врачу идёт. И так времени мало до концерта.
А бабушка будто не слышит её слов и Ромке:
— Беги скорей к нам, говорю.
— Что я, ненормальный, в обход бежать? Р-раз и тут же влез через окно.
— Ого-го, сколько у вас места лишнего. Тут десять человек могут жить.
А бабушка уже в своём мешке с лекарствами роется.
— Ой, только йодом не надо, Елена Иванна. А?
Лилия смотрит на него злыми-презлыми накрашенными глазами.
«Что бы ей такое ввернуть», — мучительно думает Ромка и вдруг выпаливает:
— А у тебя правый глаз длиннее левого. Умора.
Лилия сразу не нашла, что ответить, только показала ему язык и бросилась к зеркалу. Фанера за ней. И зашептались за шторкой, которая отделяла часть каюты, где стояли две кровати.
Глава 12. Мы ждём вас, товарищ Осипова
В кинозале стулья надо было занимать заранее. Желающих посмотреть кинофильм или концерт всегда было больше, чем мест. А сегодня не просто концерт. Сегодня будут чествовать ветеранов войны, и они, ветераны, должны вспомнить войну и рассказать какие-нибудь эпизоды из своей военной нелёгкой жизни.
Ромка с забинтованной шеей сидит в четвёртом ряду и очень активно сторожит два пустых стула. Для Никнитича и Шура. А на стулья всё время садятся. Ромке приходится выдерживать град упрёков. Но язык у него подвешен здорово, и он умело отпихивается словами от множества претендентов на свободные места.
— Шу-ур, иди скорей, я больше не могу!
Шур и Никита Никитич с трудом продрались через толпу у двери и, наконец, заняли места.
— Невозможные люди! — возмущается Ромка, — садятся и садятся.
— Сам такой же, — буркнул Шур.
На стульях было тесно. И справа и слева тебя стискивали людские плечи и бока. Но Шур этого не чувствовал. Он чувствовал сейчас только свою спину. За ними в пятом ряду сидели Лилия и Фанера. Лилия как раз за Шуром. Ему казалось, что он слышит её дыхание. И не только спиной, но и шеей, затылком, даже макушкой.
Никита Никитич обернулся:
— Какая ты нарядная.
Лилия передёрнула плечами, обтянутыми белой гипюровой кофтой, и ничего не ответила. Лицо у неё недовольное.
Елены Ивановны с ними не было. «Довязывает, — подумал Шур. — Уговорила-таки. Такая кого хочешь уговорит. Зачем она только злится? Это ей не идёт. Совсем не идёт».
— Внимание, товарищи, начинаем нашу встречу. Прошу тишины.
Это сказала в микрофон женщина-методист, которая каждый день приглашала туристов то в столовую, то в библиотеку, то на какое-нибудь общественное мероприятие. Ради встречи она надела блестящие длинные серьги, которые при движении головы качались в разные стороны.
Тишина установилась не сразу, но всё-таки постепенно установилась.
— Сегодня мы встречаемся с ветеранами Великой Отечественной войны.
Зал дружно захлопал, но быстро угомонился.
— Среди нас находятся люди, которые в молодости прошли сквозь ад войны. Вспоминать о том времени крайне тяжело. Но они любезно согласились рассказать нам о некоторых эпизодах своей фронтовой жизни. Сегодня после обеда наш теплоход прибывает в легендарный Волгоград, который раньше именовался Сталинградом. Среди нас находится бывшая медсестра, товарищ Осипова, которая воевала в Сталинграде. Она была в этом городе во время великой Сталинградской битвы. Просим вас, товарищ Осипова, занять почётное место в нашем президиуме.
Все опять захлопали и стали вертеть головами, чтобы поскорее увидеть эту женщину. Но почему-то в зале никто не поднялся с места и не стал пробираться сквозь сидящих и стоящих людей в президиум.
— Мы ждём вас, товарищ Осипова, — выкрикнула в микрофон женщина-методист сквозь аплодисменты, и серьги её закачались сильнее прежнего.
— Интересно, — завертелся на стуле Ромка.
А Шур сказал:
— Представляешь, после обеда она увидит те места, где была молодой, а главное, где воевала. Она, наверно, очень волнуется сейчас.
Все продолжали оглядываться. Оська, который стоял у стены со своей неразлучной гитарой, обратился к Лилии:
— Кто такая, не знаешь?
Шур увидел спиной и затылком, как Лилия недоумённо пожала плечами, обтянутыми белым гипюром. Теперь он уже плохо понимал, что говорила в микрофон женщина-методист. Он видел и слышал и чувствовал только то, как переговаривались Оська и Лилия.
— Что будешь играть?
— Бетховена. «К Элиз».
Оська скривил нос.
