боевом отряде в городе подтвердили и другие источники. Мальчишка Стась даже показал то здание, где они квартировали. Но дом уже был пуст. На месте был только ксёндз. Но, во-первых, была инструкция не трогать местное духовенство без крайней необходимости. Во-вторых, священник не слишком скрывал свои взгляды и, когда под видом любопытствующего в костёл заявился один из командиров его группы, знающий польский язык в достаточном объёме, наговорил столько о 'пшеклентных москалях', что хватило бы на пару приговоров. В-третьих, 'поп' не представлял интереса в качестве арестанта, а вот понаблюдать за ним стоило.
Ксёндз много и громко говорил, часто встречался с непонятными людьми, мало похожими на истинно верующих прихожан, а больше напоминающими 'блатных' местного разлива. Ездил по окрестным посёлкам и хуторам, и не всегда с богоугодными делами. Вот только, никак не походил он на настоящего руководителя данного 'обвода' Армии Крайовой. К тому же ничего серьёзнее распространения 'Информационного бюллетеня', конспиративной газеты польского эмигрантского правительства, он не предпринимал.
Виктор наблюдал за священником, отслеживал тех с кем он контактировал, пока не понял, что его старательно водят кругами, отвлекая от кого-то более серьёзного. И сидит этот человек в городе. И готовит что-то очень важное. Пришлось брать священника и парочку его связных посерьёзнее и просто 'колоть'. Те поупирались для начала, но поняв, что дело пахнет не 'гуманной' высылкой в Сибирь на поселение, а расстрелом, причем немедленным, стали говорить. Даже ксёндз.
И главным результатом этого рассказа является визит подполковника Зайцева в этот госпиталь. С единственной, но очень важной целью - немедленно выпроводить 'личного представителя Ставки' за пределы зоны своей ответственности. Осторожные вопросы, адресованные в штаб фронта, о цели нахождения данного батальонного комиссара в этом городке, вызвали там такую бурю эмоций и такие подробные комментарии, что из всего ему сказанного Виктор усвоил только два вопроса. 'Какого х... он там до сих пор делает?' И. 'Ты чего му... до сих пор молчал?'
Но зато немедленно был выслан самолёт для эвакуации остатков группы батальонного комиссара Банева.
Старшина Щедрин контролировал коридор, в который выходили двери палат госпиталя, намётанным глазом определяя кто из какой. Его задача была предельно простой, с точки зрения начальства, определить диверсантов, если они проникнут в здание. Легко сказать, а вот сделать... Вот, если бы раненые разошлись по своим платам. Но как объяснить людям необходимость этого, не поднимая паники? Как заставить улечься обратно в кровать, хотя бы, вон того паренька на костылях, ковыляющего неподалёку от стены? Судя по всему, учится ходить заново.
Оставалось только вертеть головой во все стороны и внимательно смотреть.
Подполковник, всё-таки взял старшину в свою группу. Недолгого знакомства с артиллеристом хватило для того, чтобы выяснить - старшина обладал очень важным для работника контрразведки качеством - он умел ВИДЕТЬ. Видеть главное в данный момент и в данном предмете.
Вот и сейчас Виктор доверил ему самый важный участок - наблюдение за внутренним коридором этажа. Но вот старшина напрягся. В коридор вошёл незнакомый командир в звании политрука.
- Товарищ политрук, вы к кому? - спросил Щедрин.
Командир окинул его презрительным взглядом и, непонятно растягивая слова, процедил:
- Не мешайте работать, боец, освободите дорогу.
Щедрин вскинул руку, отдавая честь, сместился в сторону. Политрук подбросил свою руку к тулье фуражки, шагнул мимо старшины и немедленно повалился на пол, получив по шее ребром старшинской ладони.
Всё случилось настолько быстро, что когда Виктор сумел среагировать на происходящее, Щедрин деловито пеленал безвольное тело политрука его же ремнями.
- Ты чего старшина? - удивился Виктор.
- Диверсант, товарищ подполковник! - Ответил старшина и, видя непонимание в глазах командира, пояснил. - Слова растягивал, потому что акцент скрывал. Честь по-польски отдал двумя пальцами, а не ладонью, как у нас принято. Да и с одёжкой непорядок! Галифе от полевой солдатской формы, а френч то командирский, выходного покроя, ещё довоенный!
Виктор вновь поразился чутью старшины. Мгновенно разглядеть такие мелочи? Это надо уметь! Пригляделся сам. Действительно гимнастёрка от выходной формы, которую вблизи фронта позволяют себе носить только большие начальники. Да и никто не оденет её со штанами от солдатской формы. Наоборот могут, даже если не по уставу. Да и взмах рукой отличался от способа отдания приветствия в Красной Армии.
Вскоре политрук пришёл в себя, дёрнул руками, но, обнаружив, что они связаны, прошипел сквозь зубы что-то по-польски. Широко открыл рот, пытаясь крикнуть, но старшина деловито затолкал ему в рот индивидуальный пакет в качестве кляпа.
- А вот кричать не надо! - Ласково сообщил поляку Щедрин. - А то опять по башке получишь!
Впрочем, и без условного сигнала диверсанта где-то правее хлопнул выстрел, затем второй, вслед ним заработал пулемёт, судя по звуку чешский ZB. Заработал в ответ 'дегтярь', раздались первые взрывы гранат.
Мгновенно затихли все звуки в госпитале. Раненые прислушивались к стрельбе, пытаясь определить, кто ведёт бой и на каком расстоянии от них. Те из них, кто был в коридорах, прижались к стенам. Из соседней палаты выбежал молодой боец с наганом, наверное из средних командиров, кинулся к оконному проёму.
- Отставить! - Скомандовал ему Виктор. - Ты знаешь куда и по кому стрелять?
- Нет... - растерянно ответил ему молоденький командир.
- Из лейтенантов? - продолжал вопросы Виктор. - Давно из училища?
- Так точно, товарищ подполковник. - Разглядев звание, поспешил исправиться тот. - Лейтенант Первушин, выпущен из училища в начале мая этого года.
- Не навоевался ещё? - Виктор устало вытер пот, выступивший на лбу. - Не торопись. На твой век войны хватит.
- Да что тут осталось? - Удивился лейтенант. - До Берлина всего четыреста километров! Через пару месяцев закончим!
- Твои слова, лейтенант, да богу в уши. - Проворчал старшина.
Подполковник Зайцев отвернулся, чтобы не выдать невольной гримасой своих мыслей. Ему, конечно, известно намного больше остальных. И если старшина по косвенным признакам догадывается, что дело не так хорошо, как кажется, то лейтенанту, с его крошечным жизненным опытом, этого просто не дано.
Дела пошли немного не так, как ожидали на фронтах. Вот уже полмесяца войска вместо ожидаемого наступления старательно закапываются в землю, оборудуют блиндажи и дзоты, устилают пространство перед своими траншеями десятками тысяч мин.
Тем более удивительно, что Лодзь взяли с ходу, пробив немецкий фронт сразу в трёх местах. Танковые корпуса, не встречая сопротивления, обошли город и замкнули кольцо окружения. Но оказалось, что в самом городе частей противника почти не было. Только батальон сапёров, занимавшийся минированием особо важных объектов. Взорвать, естественно, ничего не дали, пополнив этим батальоном ряды пленных.
А вот дальше начались странности. Пришел приказ остановиться. Танковые и механизированные части отошли назад и растворились где-то в тылу. 'Царица полей' принялась перелопачивать кубометры земли, теряясь в догадках. Противника впереди не было! Но посвящать 'махру' в стратегические тайны никто не собирался. На ворчливые попреки бойцов, что 'вот сидим, а потом будем оборону немцев грудью прорывать', их командиры только смачно матерились. Им самим ничего известно не было.
Было чему удивиться и тем, кто знал больше. Немецкую систему минирования важных объектов в Лодзи не только не демонтировали, но и дополнили, добавив в особо важные объекты взрывчатки из трофейных запасов.
Из этого следовало, что город собираются оставить. Но немцы никаких попыток наступления не предпринимали? Ничего не понятно!
