Павел Черкашин
Электрические методы обогащения. Правдивая история о виртуальных амебах, современном инновационном предпринимательстве и прочей ерунде типа любви и смысла жизни
Часть 1
Смысл жизни
Зачем мы нужны этому миру?
За последние 12–15 лет электрические методы обогащения… получили повсеместное признание и заняли прочное место в обогатительной технике[1].
Август 2007-го. Дахаб, Египет
– Вот ты знаешь, зачем ты нужен этому миру?
– Знаю.
– И зачем?
– Чтобы стать богатым и знаменитым и перешевелить всех супермоделей.
– И даже Клаву Шиффер?
– А почему нет?
– Ну, она уже замужем за лордом каким-то. И без грима страшная, как вахтерша.
– Значит, у нее дочка должна быть симпатичная.
Друзья помолчали, глядя на море, пока кальянщик колдовал с угольками…
– А как же там дерево посадить, сына вырастить, дом построить?
– Это само приложится. Когда ты богатый и знаменитый, то и дом можно отгрохать что надо, и жена умница-красавица будет детей плодить, и леса хоть гектарами сажай вокруг своей загородной фазенды.
– Может, ты и прав. Только вот у меня все равно что-то не складывается… Не хватает чего-то важного. Не верится, что только деньги счастье приносят – об этом, между прочим, и пишут много, и по телику показывают. Да и многие вещи банально не купишь за деньги – здоровье, удачу, душевное равновесие. Вон сколько богатых сидят над сундуками денег и плачут от бессилия.
– Санчес, тебе с таким мировоззрением в духовную семинарию нужно было идти, а не в физтех. Я тебе не духовный наставник, поезжай, блин, в Шаолинь на пару лет – пусть они там тебе вернут душевное равновесие… Я же не спорю – счастье на деньги не купишь. Вопрос только в том, что душевное равновесие достигается легче, когда ты сидишь в своем огромном доме где-нибудь в Майами и слушаешь классическую музыку, а в это время пара мулаток знойных тебя радуют вдохновенно. А теперь представь, что сидишь ты в однокомнатной квартире где-то в Капотне с мамой-алкоголичкой и живешь на сданную стеклотару. Как думаешь?
– Ну да, тут, в общем, не поспоришь. Только как бы в борьбе за свой дом в Майами не растерять… даже не знаю, как сказать… Хочу сказать «душу», но это как-то пошло будет звучать для такого матерого материалиста, как я.
– Для этого сила нужна. Чтобы горы двигать. Без настоящей силы ты никто в этом мире.
– И карма, чтобы эту силу контролировать. Куда ты будешь эту гору двигать? Варианта три – к свету, в сумрак или куда по телику скажут.
– Карма… Ее беречь надо, это точно. Пронести через всю гадость и бытовуху. Не растерять. И потом в своем новом доме посадить в горшочек, вырастить и лелеять до конца дней. До предела сходимости. Так я считаю, старик.
– Да. Красиво сказал. Как в кино.
Март 2010-го. Денпасар, Бали
Мир выглядит совершенно иначе, когда смотришь на него с обратной стороны. Вселенная сплющивается до плоскости в 140 на 220 см, а душа человека, покоящегося на этой плоскости, парит под высоким потолком реанимационной палаты и занимает всю освобожденную пространственно-временную бесконечность.
В состоянии комы привычные органы чувств бездействуют. Входные порты – зрение, слух, обоняние – надежно заблокированы. С внешним миром человека связывают только шланги и провода системы жизнеобеспечения. Отчаяние близких, усилия врачей, ругань прохожих и ярость природы за окном недоступны ему.
Представьте себе атеиста, попавшего после смерти в ад. Он так потрясен устройством загробного мира, что перестает страшиться ожидающей его мучительной бесконечности и начинает доставать чертей практическими вопросами…
Так было с Санчесом. Похоже, любознательность и азарт были прошиты на самом глубоком уровне его подсознания. Глубже, чем инстинкт самосохранения. Холодок накрывшей его наркотической комы он чувствовал всей поверхностью собственного мозга, плавая в ней, как в бассейне ранним утром, ощущая приятную прохладу воды сразу всем телом. Напрямую – нервными окончаниями. Тем не менее этот холодный и неуютный мир был наполнен новыми непривычными информационными сигналами, а потому не выглядел пугающим или отталкивающим. Скорее он был загадочным и познавательным. В конечном счете, это был мир его собственного подсознания.
Санчес, возможно, никогда и не узнал бы границы своих сил и возможностей, если бы сама жизнь не потребовала преодолеть их. Он провел больше трех недель в состоянии перезревшего овоща, который никак не хотел оторваться от питающих его стеблей искусственного жизнеобеспечения. Потом он начал возвращаться в материальный мир: редкими всплесками сознания, ограниченными переменными включениями разных источников информации, ручейками новых данных, которые тревожили встрепенувшийся мозг. Его сознанию за время болезни неожиданно открылся доступ к яркому n-мерному[2] внутреннему миру – и теперь он не хотел возвращаться в привычные нам три скучных измерения. Кроме серых будней, лживых новостей и чужой неискренности ему там нечего было ловить. Санчес изо всех сил разгонял стаи пробирающихся в его сознание внешних раздражителей, как толстый омоновец – галдящих несогласных. Слишком богатым, интересным и насыщенным был мир его собственного подсознания по сравнению с тем, что подстерегало снаружи.
У него были все шансы в этом волшебном мире остаться навсегда. Но любопытство, благодаря которому Санчес оказался в столь плачевном положении, стало для него одновременно и фактором выживания: пытаясь разобраться в устройстве собственного подсознания, он начал увлеченно стягивать в один узел тысячи ниточек, связывающих осознанное «я» с самыми отдаленными и загадочными уголками его внутренней вселенной. Двигаясь вдоль каждой из них, он мог постоянно получать новую информацию, тем самым удовлетворяя ненасытное свое любопытство. Он стал собирать эти нити, систематизировать, сплетать в пучки. И постепенно мир обретал реальность, концентрировался, сгущался, становился все более осязаемым и конкретным… 140 на 220 сменялись бесконечностью вселенной…
