в агонии от ужасающей жары под прессом невиданного в этих местах мощного антициклона. Мерзко чадили торфяники, по всей Центральной России пылали леса. Пресса захлебывалась восхищенными материалами о героических усилиях властей, служб спасения и тысяч добровольцев. Интернет бился в злобной истерике по поводу некомпетентности и безразличия героев этих публикаций. Непонятно, кому природа подыгрывала больше, но обитатели московских офисов, похоже, научились адаптироваться к любым невзгодам. Тот, кто не смог скрыться от жары где-нибудь у теплых морей, продавал собратьям по несчастью дизайнерские защитные маски или оттачивал остроумие в твиттерах.
Пропуск Санчеса в здание института был еще действующим. В конце концов, он до сих пор числился младшим научным сотрудником 34-й лаборатории! «Думаю, можно уже просить повышение – до научного сотрудника… После всего-то», – подумал он, злорадно усмехнувшись все той же вредной бабке-вахтерше у новомодной электронной вертушки на входе.
Офис TS Computers был закрыт на ключ и опечатан. Вокруг валялись тонкие полоски бумаги из шредера, комки липкой оберточной ленты. В углу у входа возвышалась гора пустых коробок из-под компьютерной техники. Санчес обошел все вокруг. Служебный коридор, по которому можно было пройти в помещение Lab34, минуя ресепшн родительской компании, тоже был заперт. Этого постоянно требовала охрана института, но программисты вечно игнорировали эти требования и днем оставляли дверь чуть прикрытой, чтобы сократить путь в курилку.
Санчес поднялся на пятый этаж. Стеклянная дверь в комнату 555 была закрыта, но через нее пробивался электрический свет. Кто там теперь обитает? Санчес решил не беспокоить незнакомых людей или не пугать тетушек, если они там. Он прошел дальше по коридору, туда, где Димыч выделил место Грише и его неожиданно разросшейся команде по разработке «ИРЫ», когда та переехала из квартиры Санчеса, став главной гордостью и надеждой компании.
Комната была открыта, но в ней были только пустые столы и разбросанные бумаги. В углу у окна за единственным компьютером сидел незнакомый парень. На стене все так же висела ученическая меловая доска, которую в свое время так любил Гриша. На ней под неаккуратными торопливыми меловыми разводами еще угадывалась схема развертывания «Большого аквариума». Санчес улыбнулся, увидев знак вопроса на том модуле, над которым сам бился неделями без секретного ключа Гриши.
– Здесь Lab34 сидит?
– Съехали на прошлой неделе…
Незнакомец поднял глаза и подозрительно спросил:
– А вы по какому вопросу?
– Просто знакомого искал, Дмитрия Конова. Он здесь работал.
Парень потерял к нему интерес и уткнулся в компьютер.
– Посмотрите у него в лаборатории, может, он там…
«Ничего себе, у него в лаборатории…» – думал Санчес, возвращаясь по темному коридору. Еще из- под лестницы, выходя на свет из темного проема, он заметил знакомую высокую фигуру своего бывшего компаньона. Димыч спокойно, негромко с кем-то разговаривал, скрестив руки на груди и стоя лицом к коридору, откуда выходил Санчес. Увидев старого друга, он оборвал свою речь на полуслове. Его собеседник обернулся, проследив за напряженным взглядом Димыча. Точнее, это была собеседница. Санчес оторопел – на него смотрели удивленные широко распахнутые глаза Аяны. Она стояла перед ним в длинном тонком фиолетовом платье. Через секунду, привыкнув к яркому свету, Санчес уже не мог оторвать глаз от тонких изящных контуров, которые платье даже не пыталось скрыть.
Он растерянно остановился, не дойдя до них всего нескольких шагов. Все его самообладание, которое он так долго репетировал и оттачивал перед зеркалом, рассыпалось по полу, шумно и обидно, как карандаши из незакрытой упаковки в руках неопытной молодой секретарши.
Он долго представлял себе встречу с Димычем. Жесткие вопросы. Хлесткие факты.
Речь для Аяны – пусть менее продуманная и структурированная – тоже была в целом готова и понятна. Главное – твердость и уверенность в себе. Чтобы она увидела его приверженность жизненным идеалам, стойкость и целеустремленность. Такую женщину, как Аяна, не берут кавалерийским наскоком, пусть даже самым отчаянным, отважным и увлекательным. Ее нужно зажечь, как плазму, удерживая в магнитном поле достаточно долго, чтобы началась необратимая цепная реакция. Это значит, что на первой встрече ее нужно заинтриговать, дать почувствовать свой интерес, но при этом оставить много едва приоткрытых дверей, чтобы она захотела войти в каждую из них, чтобы женское любопытство перебороло надменность красоты. Санчес готовил эти двери, репетировал темы для разговора. Никаких чувств, упаси фаервол! Только увлекательные и интригующие факты, захватывающие приключения героя…
Где теперь все это? Санчес был готов ко встрече с каждым из них… Но по отдельности. Увидеть их так, вместе, улыбающихся, у входа в офис Димыча, было невыносимо больно. После встречи с отцом Аяны у Санчеса возникло ощущение, что они расстались. Видно, папа что-то напутал. Или соврал. Или Аяна ему соврала. Причин может быть множество, но они неважны. Важен сам факт – Аяна заехала к Димычу в обеденный перерыв, как ни в чем не бывало, пригласить на обед или в кино, уговорить вырваться пораньше, сбежав от проблем, которые в последнее время постоянно преследуют его. Так поступила бы любая настоящая женщина по отношению к своему любимому мужчине…
Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Санчеса, пока он медленно приближался к мгновенно замолчавшей паре. Оба смотрели на него с любопытством. Димыч – еще и с холодным напряженным вниманием. Санчесу казалось, что он способен видеть ауру бывшего друга – пылающую и пульсирующую, раздираемую противоречиями и сомнениями. Аяна смотрела странно, непривычно. Санчес никак не мог понять значение этого взгляда, холодного и оценивающего, как всегда. Но было в нем что-то еще. Любопытство, заинтересованность? Санчесу почудилось, что Аяна сейчас препарирует его, разбирает на части, пытаясь понять, как работает этот странный и загадочный механизм. Без намека на теплоту или человеческое внимание – именно как на сложный и очень интересный механизм. Так в детстве маленький Сашенька разбирал старые сломанные часы и будильники, которые дарили ему родственники, зная о забавной страсти мальчика – ковыряться в часовых механизмах.
Подойдя вплотную, Санчес уже вернул себе самообладание. Почти.
– Вот так сюрприз, – сказал Димыч, – не знал, что ты в Москве.
– С тобой приехал поговорить.
Они смотрели друг другу в глаза. Санчес включил заранее заготовленный взгляд, который долго репетировал перед зеркалом и называл «пронзающий джедайский луч», но должного эффекта луч не произвел. Димычу даже не пришлось напрягаться – дверь в его внутренний мир была хорошо запечатана замком холодного циничного безразличия.
Аяна нарушила затянувшееся молчание:
– Санчес, ты совсем не загорел. Все такой же бледный и зеленый, как козявка. Я слышала, что ты где-то в тропических странах был. Неужели и там все время пропадал за компьютером?
Еще никогда в жизни Санчес не был таким загорелым, как сейчас. Но какое значение это имеет для настоящей стервы?
«А ты все так же тепла и добра, как Снежная Королева», – хотел было выпалить Санчес, как в старые добрые времена. Он даже открыл рот, но неожиданно произнес совсем другое:
– На экваторе предательское солнце. И люди там ценят белизну кожи, которой мы так стыдимся. Инстинктивно начинаешь гордиться своим первозданным видом. Там вообще система ценностей сильно меняется. Проще, что ли, становишься… Ты бывала в Индонезии? Нет? А ты, Димыч? Вам там понравится, приезжайте в гости как-нибудь… Вдвоем.
– В этом я сильно сомневаюсь. – Аяна состроила странную гримасу. – Ладно, мальчики, вижу, у вас здесь важный мужской разговор намечается. Не буду мешать.
Она снова посмотрела на Санчеса своим странным препарирующим взглядом, хлопнула Димыча по плечу и пошла в сторону лестницы. Подол длинной юбки раскачивался, танцевал в такт ритмичным движениям бедер, и Санчес с завистью подумал, что придумать и сшить такое платье, подчеркивающее все совершенство этой фигуры, но без пошлости и вульгарности, – научная задача похлеще создания «Большого аквариума».
– Пойдем в комнату, – произнес Димыч.
Кроме них, в лаборатории никого не было. Здесь практически ничего не поменялось с того дня,
