национальные и межнациональные займы, учреждение культурных и благотворительных фондов, купля– продажа газет и журналов, внушительные взятки, чтобы приобрести титул пэра, огромные расходы на парламентские выборы — все это в наше время могут себе позволить одни лишь скряги — люди, обладающие максимальными материальными средствами и минимальной духовностью.
Есть еще две странные, но весьма существенные особенности, о которых необходимо упомянуть в связи с проблемой Самых Богатых. Первая сводится к следующему: возникающая аристократия такого рода отнюдь не отличается тем счастливым разнообразием человеческих типов, которое составляло характерную особенность прежних, более широких и менее однозначно определяемых привилегированных групп. К умеренно богатым относятся самые разные люди — в том числе и хорошие. Даже среди священников попадаются праведники, а среди солдат — герои. Есть врачи, которые стали состоятельными потому, что лечили своих пациентов, а не морочили им голову. Есть пивовары, которые действительно продают неплохое пиво. Но среди Самых Богатых невозможно — даже по счастливой случайности — встретить щедрого человека. Они выдают чеки, но не выдают себя. Они эгоцентричны, они скрытны, они черствы, как старые корки. Чтобы приобрести ловкость, благодаря которой накапливаются огромные капиталы, надо обладать тупостью, чтобы хотеть эти капиталы.
И наконец, самое главное: скряг новейшего времени почему–то постоянно превозносят за их «самоотречение», чего не делалось по отношению к скрягам былых времен. Скряга старого образца питался объедками, но никому и в голову не приходило называть это достоинством. Нынешний скряга–миллионер питается одними бобами, и нам все уши прожужжали о его самоотречении. Люди типа Дансера ходили в лохмотьях, но их никто за это не объявлял святыми. Зато Рокфеллера сравнивают с древнегреческими стоиками за то, что он рано встает и скромно одевается. Его «простая пища», «простая одежда», «простые похороны» превозносятся так, словно это выставляет его в самом выгодном свете. На самом же деле это выставляет его как раз в самом невыгодном свете, точно так же, как истрепанная одежда, грязь, клопы и вши выставляли в самом невыгодном свете скрягу былых времен. Ходить в обносках, для того чтобы раздавать деньги беднякам, — удел праведников. Ходить в обносках, чтобы накопить деньги, — удел презренных глупцов. Похожим образом «жить скромно», чтобы делиться с другими, — удел праведников, а «жить скромно», чтобы обогащаться, — удел презренных глупцов. Если уж выбирать, то лично у меня скряга прошлого, грызущий сухую корку на чердаке, вызывает больше симпатии. Во всяком случае, он был чуть ближе — если не к богу, то по крайней мере к людям: его «простая жизнь» временами очень походила на жизнь самых настоящих бедняков.
СЕРДИТЫЙ АВТОР ПРОЩАЕТСЯ С ЧИТАТЕЛЯМИ
Я решил переиздать мои старые статьи, поскольку написаны они были в период бурных споров и дискуссий, в большинстве из которых я принимал деятельное участие (уж не знаю, правда, запомнилось это моим читателям или нет). И мне очень бы хотелось вложить в последнюю статью весь пыл человека, всерьез задетого этими вопросами, а затем уж удалиться от полемики в более мирные и безмятежные области: например, заняться писанием Дешевой Ерунды — труд столь же благородный, сколь и необходимый. Но прежде чем навсегда оставить иллюзии рационализма ради реальностей романтики, мне бы очень хотелось написать еще одну, последнюю, яростную, неистовую книгу и обратиться ко всем рационалистам с призывом не быть столь безнадежно иррациональными. Эта книга явила бы набор строжайших запретов, вроде десяти заповедей. Я бы назвал ее «Запреты догматикам, или То, от чего я так устал».
Подобная книга правил интеллектуального этикета, как и все прочие книги, посвященные правилам поведения, началась бы с вещей самых заурядных, но в ней содержались бы отчаянные проклятья и слезные призывы. Открывалась бы она так:
1. Не употребляйте существительное в сочетании с определением, которое уничтожает смысл существительного. Определение определяет и поясняет, но оно не имеет права противоречить. Не говорите, например: «Дайте мне безграничный патриотизм». Это все равно что сказать: «Дайте мне свиной пудинг, но только, пожалуйста, без свинины». Не говорите: «Я мечтаю о той всеобъемлющей религии, которая расстанется с догмами». Это все равно что сказать: «Я мечтаю о появлении такого четвероногого, у которого бы вовсе не было ног». Четвероногое есть нечто, обладающее четырьмя ногами, а религия всегда предлагает человеку определенные догмы относительно устройства мироздания. Нельзя, чтобы кроткое существительное начисто уничтожалось бы лихим определением.
2. Не говорите, что вы не собираетесь высказываться на некую тему, если буквально тотчас же вы на эту тему выскажетесь. Прием этот в большой чести у наших ораторов. Его смысл как раз и заключается в том, что сначала ту или иную точку зрения дискредитируют, излагая в самых невыгодных выражениях, а затем ее же повторяют, но на сей раз в выражениях благоприятных. Наиболее примитивный вариант такой стратегии проявился в речи лендлорда из нашей округи, который в своей предвыборной речи обратился к арендаторам с такими словами: «Не подумайте, что я собираюсь вам угрожать, но только учтите, что, если этот бюджет войдет в силу, арендная плата увеличится». Существует немало способов осуществления этого приема: «Я последний, кто хотел бы затрагивать вопросы политической борьбы, но когда я становлюсь свидетелем того, как наша империя разрывается на части безответственными радикалами…», или: «В этом зале мы приветствуем все точки зрения. Мы убеждены, что самые разные, честно и открыто высказываемые убеждения имеют право на существование. Вместе с тем только самые отъявленные обскуранты и ретрограды могут всерьез отнестись к такой доктрине, как…» Или же: «Я не из тех, кто способен сказать хоть слово, бросающее тень на наши отношения с Германией, но трудно молчать, когда видишь беззастенчивые и нарастающие попытки вооружения…» Ради бога, не уподобляйтесь таким ораторам. Выступать или не выступать — ваше личное дело. Но не тешьте себя надеждой, что вы хоть как–то смягчили смысл ваших речей, пообещав не говорить на данную тему и тотчас же обещание нарушив.
3. Не употребляйте вторичные слова и понятия в качестве первичных. Счастье, например, — первичное понятие. Каждый из нас прекрасно знает, когда он счастлив и когда несчастлив. Прогресс, с другой стороны, явно понятие вторичное. Он подразумевает степень приближения к счастью или к какому–то столь же прочному идеалу. Но в наши дни то и дело возникают дискуссии типа: «Способствует ли счастье прогрессу?» Так, на днях я прочитал в «Нью эйдж» [149] письмо мистера Эгертона Суонна, в котором он предостерегает всех добрых людей от таких, как я и мой друг мистер Беллок, на том основании, что наш демократизм носит, как он выразился, спазматический характер — уж не знаю, что автор имеет в виду, — а наша реакционность — характер постоянный и устойчивый. Мистеру Суонну, увы, не пришло в голову, что демократизм есть нечто, обладающее собственным содержанием, в то время как реакционность может определяться исключительно через свое отношение к понятию «демократия». Реакция может быть направлена против чего–то вполне конкретного и определенного. Если мистер Суонн уверен, что идея народного правления вызывала у меня реакцию (отрицательную), то хотелось бы узнать, какими конкретно фактами он руководствовался.
4. Не говорите: «Не существует истинной точки зрения, ибо каждый считает правым себя и неправыми всех остальных». Не исключено, что есть какая–то точка зрения, которая обладает истинностью, в то время как все прочие ложны. Разнообразие взглядов и впрямь наводит на мысль, что большинство из них все же ошибочно. Но даже самый изощренный ход рассуждений не в состоянии доказать, что они все ошибочны. Нет, наверное, предмета, относительно которого мнения расходились бы так сильно, как вопрос, какая лошадь выиграет дерби. Эти мнения отнюдь не легковесны: люди, их придерживающиеся, рискуют здесь многим, порой благосостоянием. Тот, кто ставит последнюю рубашку на Потоси, должен верить в это животное, и точно так же все те, кто ставит последние предметы своего туалета на прочих четвероногих, верят в них столь же искренне. Все эти игроки абсолютно серьезны, хотя большинство из них и не правы. Прав лишь кто–то один. Только одна точка зрения, основанная не столько на знании, сколько на вере, подкрепляется практикой. Только одна из лошадей выигрывает, причем это далеко не всегда темная лошадка по кличке Агностицизм, нередко победителем оказывается кобылка Ортодоксия. Порой побеждает демократическое начало большинства: первым приходит — кто бы мог подумать — Фаворит.
Но главное здесь в том, что первым приходит кто–то один. Наличие самых разнообразных точек зрения
