Очищение. Том 1. Организм. Психика. Тело. Сознание

религиозных войнах, менялись поколения прежде, чем другие ученые создавали школу, которая обсасывала противоположное предположение.

Исследовали, спорили, горячились, обижали друг друга, совершали подлости, обретали озарения, умирали и рождались заново… И всегда считали, что это была их личная, свободная воля избирать ту или иную сторону в споре.

Но вся эта фантастическая жизнь клокотала лишь там, где великая тень Богини прикрывала землю от смертоносного излучения безжалостной Вселенной. Богиня, сидящая в тихой задумчивости на придорожном камне, отымала руку от своего лба, и беспощадный свет Разума выжигал ее неверное предположение о природе сознания. Вместе с ним выгорала и соответствующая школа, которая подобно бледной поросли подвалов, успела разрастись в тени ее величественной руки.

Она опиралась подбородком на другую руку и начинала неспешно следующую долгую мысль. И тут же в появившейся тени пробивались ростки новой школы…

На обочине бесконечно огромной и бесконечно древней дороги, ведущей из Неведомого в Неведомое, на миг задержалась и присела на придорожный камень Богиня. Она прервала свое путешествие, потому что хочет понять, что такое сознание, которому было предназначено каким-то изначальным замыслом нечто чрезвычайно важное. И понять его можно созерцанием, раз Богиня созерцает его.

Богиня созерцает. А в ее тени, упавшей на нашу Землю, расцветают новые виды призрачной жизни. Призрачной, потому что они всего лишь содержания ее мыслей. Когда Богиня продолжит свой путь, на Земле исчезнет Наука…

А мы? Мы останемся. Ведь мы были и до того, как она посетила наш дом. А пока мы наслаждаемся дурманящей тенью, грезим о разуме, изобилии и демократии… А в это время наши покинутые тела, в наркотическом трансе, воплощают тончайшие движения ее сознания. Но что такое сознание?

Моей Богине

В каком-то смысле мою книгу можно считать антисциентистской, то есть направленной против Науки. Иногда это путают с антинаучностью, но это неверно. Современный антисциентизм вполне научен в лучшем смысле этого слова. Он взял из Науки все лучшее, что она нашла в качестве орудий познания действительности. Его лишь не устраивают цели и бесчеловечность, бездушность Науки. Также не устраивает его и внедренное в наши умы утверждение: что ненаучно, то неистинно.

Можно сказать, что антисциентизм это наука с человеческим лицом. Наука с маленькой буквы, то есть способ изучать действительность, а не сообщество ученых и прилипших к ним паразитов, которое захватывает и переваривает мир в соответствии со своим научным мировоззрением. Да и делают антисциентизм все те же ученые, которые вдруг осознали, что Наука, которой они долгие годы служили, это вовсе не то место, которое манило их в юности, когда они верили в науку как в мечту.

Современная Наука — это воплотившаяся в тело огромного сообщества Богиня, скорее всего, Кирка, Цирцея, устоять перед которой удалось лишь Одиссею — вечному скитальцу междумирья. Остальных она осчастливила, дав им сытую и спокойную жизнь… Всего-то ценой небольшой жертвы — отказа от способности думать и осознавать себя человеком. Даже если ты осознаешь себя ученым, ты уже не осознаешь себя человеком. Это другое осознание.

Наука, начиная с Декарта, видит человека машиной. Именно отсюда ее бесконечная битва с субъективизмом за объективность, то есть бездушность, если вдуматься. И это очень, очень удачная битва. Она не только привела нас к почти полному забвению себя и своей души, но и дала сытость и изобилие. А это значит, что Наука ближе всех других Богов подошла к созданию Рая на Земле…

У меня нет сил осуждать ее за этот великий эксперимент. Возможно, она делала его из самых лучших побуждений, да и неведомы нам пути Богов…

Но я не хочу сытости и не хочу бездумья. Я ощущаю себя, скорее, диким и голодным котом, которому проще ходить с рваными ушами и обмороженными лапами, чем согласиться на кастрацию и мягкую подушечку на коленях любящей хозяйки. Нет, Цирцея вовсе не плоха, вспомните, с какой любовью и благородством она относилась к Одиссею.

Близко ко мне подошедши, богиня Цирцея сказала:

«Царь Одиссей, многохитростный муж, Лаэртид благородный,

Все вы свою укротите печаль и от слез воздержитесь;

Знаю довольно я, что на водах многорыбного моря,

Что на земле от свирепых людей претерпели вы, — горе

Бросив теперь, наслаждайтесь питьем и едою, покуда

В вашей груди не родится то мужество снова, с которым

Некогда в путь вы пустились, расставшись с отчизною милой,

С вашей суровой Итакою».

И ни одной попытки нарушить обещания и обмануть. Целый год она была заботливой хозяйкой для людей и верной женой для Одиссея.

Так нам сказала, и мы покорились ей мужеским сердцем.

С тех пор вседневно, в теченье целого года

Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались.

Но когда, наконец, обращеньем времен совершен был

Круг годовой, миновалися месяцы, дни пролетели,

Спутники все приступили ко мне с убедительной речью:

«Время, несчастный, тебе о возврате в Итаку подумать…»

…Я ж, возвратяся к Цирцее, с ней рядом на ложе роскошном

Лег, и колена ее обхватил, и богине, склонившей

Слух свой ко мне со вниманием, бросил крылатое слово:

«О Цирцея, исполни свое обещанье в отчизну

Нас возвратить; сокрушается сердце по ней…

И Цирцея безропотно исполняет свое обещанье. Как удалось Одиссею добиться такой любви от Богини? Думаю, неспособностью предавать, то есть забывать себя и свою Мечту. В сущности, памятью. После того, как Цирцея превратила в свиней товарищей Одиссея, он вооружился и пошел их спасать. Еврилох пытался его отговорить, но Одиссей был непреклонен:

Друг Еврилох, принуждать я тебя не хочу; оставайся

Здесь, при моем корабле, утешаться питьем и едою;

Я же пойду; непреклонной нужде покориться мне должно.

На такое способен лишь Герой, ведь это нечеловеческий выбор. Это Рок, сулящий гибель, что бы ты ни выбрал. Бежать без спутников невозможно, просто некому управлять кораблем. Это смерть. Но и пойти к Цирцее — это смерть. В сущности, вопрос даже не о том, выбирать ли смерть, вопрос лишь о том, какую смерть выбрать. Одиссей избирает смерть в бою, смерть, которая оставит по нем достойную память. И Боги уважают его выбор. Их посланец Гермес спешит к Одиссею.

Той же порой, как, в святую долину спустяся, уж был я Близко высокого дома волшебницы хитрой Цирцеи, Эрмий с жезлом золотым пред глазами моими, нежданный, Стал, заступив мне дорогу; пленительный образ имел он Юноши с девственным пухом на свежих ланитах, в прекрасном Младости цвете. Мне ласково руку подавши, сказал он: «Стой, злополучный, куда по горам ты бредешь одиноко, Здешнего края не ведая? Люди твои у Цирцеи; Всех обратила в свиней чародейка и в хлев заперла свой.

Их ты избавить спешишь; но и сам, опасаюсь, оттуда Цел не уйдешь; и с тобою случится, что с ними случилось. Слушай, однако: тебя от беды я великой избавить Средство имею; дам зелье тебе; ты в жилище Цирцеи Смело поди с ним; оно охранит от ужасного часа. Я же тебе расскажу о волшебствах коварной богини: Пойло она приготовит и зелья в то пойло подсыплет. Но над тобой не подействуют чары; чудесное средство, Данное мною, их силу разрушит. Послушай: как скоро Мощным жезлом чародейным Цирцея к тебе прикоснется, Острый свой меч обнажив, на нее устремись ты немедля, Быстро, как будто ее