Спешно отбирали для военного обучения и учащихся из подготовительных школ. Военные власти разослали директиву мэрам городов и деревенским старостам провести экзамены среди учащихся с целью рекомендации их в военные училища. Юити тоже направили в военное училище, по окончании ему было присвоено звание младшего лейтенанта. Он получил взвод, а спустя три года был направлен в действующую армию в Малайю. Он провоевал месяц и стал лейтенантом. Юити узнал об этом во время боевых действий на улицах Куала-Лумпура. Мать Юити, получив от него письмо, не преминула поделиться радостной вестью с соседями, которых она постоянно держала в курсе всех перипетий в жизни Юити — по крайней мере так было вплоть до присвоения ему нового звания. О дальнейшей своей судьбе Юити не писал, поэтому и мать не имела возможности держать соседей в курсе событий. Впрочем, его молчание можно было объяснить некоторой потерей памяти, вызванной помешательством, но он уклонялся от ответа, даже когда его спрашивали, почему он охромел. Вначале соседи приписывали молчание Юити его скромности и даже хвалили за это. Когда война кончилась, соседи, глядя на свихнувшегося Юити, сокрушенно повторяли, что, мол, за дурные болезни отцов вынуждены расплачиваться дети. Впрочем, в спокойном состоянии Юити вел себя обыкновенно и не обращал внимания на слонявшихся по деревне юношей. Он прилежно работал в поле, делал каркасы для зонтов и уж не настолько страдал потерей памяти, чтобы не знать, из-за чего он охромел. А раз он избегал говорить об этом, невольно напрашивалась мысль, что были на то особые причины. Отсюда родилось предположение, что ногу ему сломали в драке: наверное, в армии он слишком бравировал своей преданностью и готовностью к самопожертвованию. Это раздражало однополчан, и они однажды так избили его, что повредили ногу.
Как раз когда в эту версию окончательно уверовали соседи Юити, из Сибири вернулся Ёдзю — младший брат Мунэдзиро. В поезде, шедшем из Цуруга, он оказался рядом с бывшим фельдфебелем Уэда, который насвистывал наивную детскую песенку «Пойдемте к пруду». Ёдзю удивило, что Уэда – уроженец отдаленной деревушки в префектуре Ямагути — знает песню, которую сложили в родной деревне Ёдзю. Обычно ее распевают дети из Сасаямы, собирая траву и полевые цветы:
Жители Сасаямы перегородили небольшую впадину между гор плотиной. Постепенно в ней скопилась вода. Так образовался пруд Хаттабира, напоминающий по форме тыкву-горлянку. С тех пор дети повадились ходить туда и собирать вокруг пруда полевые цветы и травы. К пруду вела едва заметная лесная тропинка, и посторонние даже не знали о его существовании. Вот почему Ёдзю несказанно удивился, услышав, как Уэда распевает детскую песенку о пруде Хаттабира.
— Кто научил вас этой песне? — обратился он к Уэда.
— Честно говоря, я впервые услышал ее накануне войны на одном морском транспорте. Это вроде бы колыбельная песня, которую сочинили в какой-то глухой деревушке Сасаяма, — ответил Уэда.
По словам Уэда, ее пел командир взвода Юити Окадзаки на самодеятельных концертах, которые устраивали солдаты на транспорте, направляющемся к Южным морям, и, само собой, солдаты его взвода выучили эту песню наизусть. От этого Уэда узнал Ёдзю подробности ранения Юити в Малайе, а также причину его помешательства. На Малайском фронте Уэда был еще в звании ефрейтора и служил у Юити ординарцем. Это случилось во время переброски подразделения Юити из Куала-Лумпура в направлении Серембана. На ближних подступах к Серембану был взорван железобетонный мост, и саперы на этом месте строили деревянный. Сама речушка была шириной не более четырех-пяти метров, но на грузовиках это препятствие преодолеть не представлялось возможным, и солдатам ничего не оставалось, как ожидать завершения работ. Командир саперного взвода в одних трусах и в каске руководил работами и одновременно объяснял Юити:
— Не повезло вам. Прибудь вы сюда на двадцать минут раньше, все было бы в порядке, мост еще стоял целехонек. А может, вам и повезло: появись вы на десять минут раньше, взлетели бы ваши грузовики вместе с мостом на воздух. Потерпите, через часок наведем новый.
Он рассказал, что уже дважды они наводили здесь деревянный мост, и дважды его разбомбили вражеские самолеты.
На случай воздушных налетов грузовики и обозные повозки загнали в рощу каучуковых деревьев. Юити направил с десяток солдат в помощь саперам, остальные с оружием в руках ждали появления вражеских самолетов. Другие отряды, следовавшие за подразделением Юити, тоже укрылись в каучуковой роще.
После недавно прошедшего тропического ливня здесь было прохладно. Рощу огибала река, которая, пересекая равнину, исчезала за дальними холмами. Равнина была изрыта воронками от бомб, в которых стояла мутная вода. В одной из воронок по самую шею в воде нежились два буйвола. На конце рога одного из них примостилась белая цапля. И буйволы, и цапля застыли, словно изваяния, и безучастно взирали на саперов. Наконец саперы завершили свою работу, и солдаты расселись по грузовикам, которые начали медленно въезжать на мост. Следовавший первым грузовик внезапно остановился на самой середине моста: забарахлил двигатель. Пока его ремонтировали, солдаты скинули с себя рубашки. Жара стояла нестерпимая, да к тому же в каждом грузовике солдат набилось что сельдей в бочке. Солдаты на первом грузовике от нечего делать лениво перебрасывались ничего не значащими фразами. Один, глядя на буйволов, сказал, что неплохо бы их съесть. Другой ответил, что у буйволятины сильный запах, да к тому же она жесткая — не прожуешь. Кто-то стал подсчитывать воронки от бомб, сосчитал до тридцати двух и сбился.
— Какое расточительство! — воскликнул он, указывая на воронки. — Не пожалели бомб на эту равнину!
— Да уж, война — дорогостоящее удовольствие, и денег на нее не жалеют, — откликнулся ефрейтор Томомура.
Говорили они достаточно громко, и их услышал со второго грузовика ординарец Уэда, а значит, и командир Юити Окадзаки, который сидел в кабине.
Юити, которого прозвали «кланяющимся востоку командиром» за то, что он по любому поводу отбивал поклоны, повернувшись в ту сторону, где в Токио находился императорский дворец, выскочил из кабины и завопил:
— Ефрейтор Томомура, ко мне!
Потом, видно, передумал, подошел к первому грузовику и потребовал, чтобы откинули задний борт. Юити влез на грузовик и поднял за собой борт, придерживая его рукой.
— Ефрейтор Томомура, ко мне, — приказал он.
— Слушаюсь, — ответил Томомура и стал с трудом пробираться через битком набитый солдатами кузов.
— Повтори, о чем ты только что говорил, — потребовал Юити, сверля его взглядом.
— Я сказал: дорогостоящее удовольствие.
— И это все? Ну-ка повтори со всеми подробностями.
— Ефрейтор Окая сказал, что враг слишком щедро бросает бомбы. И я ответил, что война — дорогостоящее удовольствие.
