стоял насупившийся Фелипе; он не сводил взгляда со своего бездыханного мула.
От домов, стоявших на окраине Сабаделя, с громкими криками бежали женщины. Они окружили летчиков, наперебой благодаря «русое пилотос». Одна из них схватила девочку и, плача и причитая, покрывала ее лицо поцелуями. Затем она ощупала Фелипе и, убедившись, что он цел и невридим, еще больше разрыдалась. Оказалось, что сеньора Кончита, выйдя встречать своих детей, видела, как на них бросились «мессеры»; от ужаса женщина потеряла сознание.
Когда испанки с детьми собрались уходить с аэродрома, Росита, до этого не проронившая ни одной слезинки, вдруг громко расплакалась и, вырвавшись от матери, подбежала к Илье.
— Ну что ты, маленькая? — присел перед ней на корточки Финн.
Оказалось, что Росита ни за что не хочет уходить домой без своего спасителя.
Илья стал ее уговаривать, и постепенно девочка успокоилась. Она потянула за ремень, на котором висел его пистолет, и неожиданно для всех спросила:
— А у тебя, Илио, есть маленькие дети? Летчик рассмеялся:
— Нет, Росита. Нам с Антонио еще предстоит купить себе таких, как ты и Фелипе. Когда мы вернемся к себе домой, возьмем большие корзины и пойдем на базар. Там купим себе у цыганки девочку или мальчика. Тебя ведь тоже мама купила у цыганки?
Росита радостно засмеялась. Сверкнув темными глазенками, спросила:
— А откуда вы знаете, что меня у цыганки купили? Разве вам мама рассказала?
— Нет. Просто я знаю, что во всем мире маленьких детей покупают у цыганок, — улыбнулся Илья.
— А как вы, Илио, назовете свою девочку? — не унималась Росита.
— Она будет болтать с вами до утра, — вмешалась сеньора Кончита, беря девочку из рук Финна.
Летчики задумчиво смотрели вслед уходившим женщинам. Антонов тяжело вздохнул:
— Дети Испании… Гляжу на них, и сердце кровью обливается. Растут под бомбами и пулями…
Стемнело, над Каталонскими горами повис золотой серп луны. Смолк грохот прогреваемых моторов. В прохладном воздухе установилась настороженная тишина…
Проверив готовность истребителей, летчики собрались у самолета Степанова.
— Никак успокоиться не могу, — раздался голос Финна. — На детей бросаются — до чего дошли…
— Если б это в первый раз, — откликнулся Антонов. — У фашистов на этот счет даже приказы имеются — стрелять во все, что видят летчики и что движется по земле.
Помолчали.
— Честное слово, ребята, вернусь на Родину — сразу женюсь, — заговорил опять Антонов. — В жены себе выберу обязательно добрую и веселую дивчину, чтобы друзей моих хлебом-солью встречала. Чтобы петь и плясать могла…
— Нет, ты уж свадьбу отложи до того, как мы все из Испании вернемся, — потребовал Финн.
— Конечно, Илья. И ты на моей свадьбе будешь нам петь под гитару…
— Придется мне у Гальярдо срочно учиться андалузским песням.
— Договорились?
— Слово пилота…
Горохов и Антонов поднялись — ночному патрулю пора было в небо. Прошло несколько минут, и Степанов с Финном остались на аэродроме одни.
— Знаешь, Евгений, о чем я сейчас подумал? Когда вернемся домой, в Москву, хорошо бы пролететь нам всей эскадрильей в один из праздников над Красной площадью. Вот так дружно, крылом к крылу, как летаем здесь, в небе Испании.
— Да, Москва сейчас к двадцатилетию Октября готовится. Парад, конечно, будет, — откликнулся Степанов. — Вот что: шел бы ты, Илья, отдохнул немного. Я подежурю. Через час наша очередь…
Стихли шаги Ильи. Удобно устроившись под крылом самолета, Евгений смотрел в ту сторону, куда ушли истребители Антонова и Горохова. В любой момент со стороны Средиземного моря мог появиться противник. Он думал о Москве, о доме, о матери, которая изредка присылала письма, не подозревая, где находится ее младший сын, — ведь адрес был обычный. Быстро мчится время. Почти каждый день бои. «Чатос» не сидят на месте.
Первым возвратился на Сабадель Горохов, через пятнадцать минут — Антонов.
— Ты где это разгуливаешь? — спросил его Степанов.
— Над морем ходил — красотища! Вода переливается, словно в нее серебряных монет набросали. А Барселона здорово с воздуха видна…
— Скоро потемнеет. Ну что, камарадас, выпьем по чашке кофе? А потом мы с Ильей будем собираться в путь-дорогу.
— Не спеши, Женя, до полуночи еще час. А насчет кофе предложение принимается.
Все направились к домику, где отдыхал Финн. Открыв дверь, летчики, к своему удивлению, увидели комиссара Филиппа Агальцова, читавшего за столом газету. На деревянном топчане спал укрытый кожаным пальто комиссара Илья.
— Где это вы, орелики, пропадаете? — здороваясь, улыбнулся Филипп Александрович, хотя прекрасно знал, что патруль только что вернулся на аэродром, а Степанов дежурил на самолетной стоянке.
— Не спится, товарищ комиссар?
— Да вот заглянул по пути. Вечер провел в эскадрилье Ладислава Дуарте. Они скоро перелетят поближе к Бахаралосу, станут вашими соседями. В бой ходить вместе будете.
Алексей Горохов налил из термосов кофе, а Антонов растолкал крепко спавшего Финна.
— Что? Пора? — Илья резко вскочил и сел на топчане. Увидя Агальцова, он улыбнулся. — Это под вашим пальто мне так сладко спалось?
Филипп Александрович молча кивнул.
— Как на фронте? — обратился Степанов к комиссару.
— Неспокойно. На Арагонском у Теруэля и на Центральном фронте в районе Сигуэнсы фашисты сосредоточивают высвободившиеся на севере войска. Иностранная печать много пишет о предстоящем наступлении мятежников. Фашисты в эти дни, без сомнения, попытаются какую-нибудь пакость устроить. Да они и не скрывают этого. Радио Саламанки и Бургоса захлебываются угрозами…
— Год назад в эти дни Франко обещал взять Мадрид, — напомнил Степанов.
— Обещал. А сегодня в Мадриде началась неделя Советского Союза. И не только в Мадриде — вся республиканская Испания готовится торжественно отметить двадцатилетие Октября.
Комиссар достал из планшета красочный листок с силуэтом Кремля.
— Вот программа. Третьего ноября — торжественныйвечер в честь Красной Армии в мадридском театре «Сареуэла». Будет показана пьеса Всеволода Вишневского «Оптимистическая трагедия»…
— После которой все испанки захотят непременно стать комиссарами, — вставил Антонов.
— Возможно, — улыбнулся Агальцов. — Но бдительность в эти дни мы с вами должны утроить. Понятно?
— Не подведем…
В час ночи 2 ноября с Сабаделя в воздух ушел патруль. На прикрытие Барселоны взлетели Евгений Степанов и Илья Финн.
Небо было пустынно. Через час двадцать минут, когда истекло время нахождения в воздухе, Степанов направил истребитель к Сабаделю. На подходе к аэродрому, дав сигнал «Я свой самолет», он дважды включил и погасил огни АНО.
Напряженно всматривался летчик в темноту, ожидая увидеть вспышку посадочных огней. Но ничего не уловил, кроме мелькания тусклых полосок света в северной части аэродрома.
«В чем дело? Почему не включают посадочные огни? Сел ли Илья?» Воздух распороли красные ракеты. «Запрещают посадку? Что случилось?» Сердце Степанова сжала тревога. Но все-таки пришлось уйти на следующий круг.
А на аэродроме действительно стряслась беда.
Как и было условлено, закончив патрульный полет, Финн в два часа тридцать минут подошел к Сабаделю. Вспыхнули и погасли бортовые огни. Самолет пошел на снижение. Вновь на крыльях зажглись огоньки — зеленый и красный. Антонову, который наблюдал за посадкой истребителя, подумалось, что
