формами индивидуального ее освоения будет информационная шизофрения и травматизм… А возможно, и интеллектуальное вымирание человечества, о чем предупреждал Р. Бакминстер Фуллер, американский мыслитель и ученый-одиночка редчайшего для XX века универсалистского склада, автор ныне популярного понятия «синэргия»: «На своих передовых рубежах наука открыла, что все известные случаи биологического вымирания были вызваны избытком специализации, избирательной концентрацией немногих генов за счет общей адаптации… Между тем, человечество лишилось всеобъемлющей способности понимать. Специализация питает чувства изоляции, тщетности и смятения в индивидах, которые в результате перекладывают на других ответственность за мысли и социальные действия… Только полный переход от сужающейся специализации ко все более всеохватному и утонченному всечеловеческому мышлению — с учетом всех факторов, необходимых для продолжения жизни на борту космического корабля Земля — может повернуть вспять курс человека на самоуничтожение в тот критический момент, когда еще сохраняется возможность возврата».[6]
Информационный взрыв таит в себе не меньшую опасность, чем демографический. По Мальтусу, человечество как производитель отстает от себя же как потребителя, то есть речь идет о соотношении совокупной биологической массы и совокупного экономического продукта человечества. Но в состязании с самим собой у человечества все же гораздо лучшие шансы, чем у индивида в состязании со всем человечеством. Как выясняется к началу третьего тысячелетия, основные ресурсы общества — не промышленные или сельскохозяйственные, но информационные. Если материальное производство человечества отстает от его же материальных потребностей, то еще более отстает информационное потребление индивида от информационного производства человечества. Это кризис не перенаселенности, а недопонимания, кризис родовой идентичности. Человечество может себя прокормить — но может ли оно себя понять, охватить разумом индивида то, что создано видовым разумом? Хватит ли человеку биологически отмеренного срока жизни, чтобы стать человеком? Индивид перестает быть представителем человечества — и становится профессиональной особью, представляющей узкий класс «специалистов по третьему тому Лейбница», — а также этнической, сексуальной, расовой, классовой особью, представляющей мельчающие подклассы, отряды, семейства человеческого рода.
Может быть, одним из первых об опасности такой дезинтеграции человечества предупреждал немецкий философ Виндельбанд: «Культура слишком разрослась, чтобы индивид мог обозреть ее. В этой невозможности заключена большая социальная опасность… Сознание единой связи, которая должна господствовать во всей культурной жизни, постепенно утрачивается, и обществу грозит опасность распасться на группы и атомы, связанные уже не духовным пониманием, а внешней нуждой и необходимостью… Будучи неспособен проникнуть в глубину, особенность и содержание образованности других сфер, современный человек удовлетворяется поверхностным дилетантизмом, снимая со всего пену и не касаясь содержания».[7]
Симптомы опасности, описанные Виндельбандом 120 лет назад, очень похожи на современные, «постмодерные» — и кажется, это позволяет легко от них отмахнуться. 120 лет прошло — и ничего страшного не случилось. Как это не случилось? А разве мировые войны и революции XX века — не следствие того информационного распада, о котором предупреждал Виндельбанд? Причем угроза явилась из той страны, которая шла в авангарде культурного развития человечества — и по странному совпадению стала виновницей двух мировых войн. «Наша культура стала настолько разветвленной, что индивид уже не может полностью охватить ее» (Виндельбанд). И тогда наступает пора насильственного упрощения и сплочения культуры по линии нацификации или классового подхода. Mожно только гадать, к каким социальным потрясениям XXI века может привести тот информационный взрыв, участниками которого мы являемся на исходе XX-го.
Данный этюд не претендует выйти за пределы алармистского жанра. [8] Знак тревоги — без указания выхода. Наученный опытом мальтузианства и экологизма, пессимистические пророчества которых все-таки не оправдались[9], я верю, что найдутся средства для разрешения и этого очередного кризиса… Но спасения заслуживает только тот, кто сознает опасность.
Двести лет спустя после Мальтуса в повестку следующего века встает закон ускоренного производства информации и как следствие его — растущий разрыв между человеком и человечеством.
Эморийский университет, Атланта (США)
Примечания
1
Michael Herr, «Dispathes» Cited in Cathy Caruth. Unclaimed Experience: Trauma, Narrative, and History. Baltimore and London: The Johns Hopkins UP, 1996, p. 10.
2
Некоторые мысли, которые излагаются в этом и следующем разделах, возникли в ходе бесед с аспиранткой Эморийского университета Альбеной Луцкановой-Вассилевой. Автор приносит ей благодарность за указание ряда источников и материалов по теории травмы, которыми она с ним поделилась при обсуждении своего диссертационного проекта, посвященного концептуальной поэзии как направлению в литературе российского постмодерна.
3
Trauma: Explorations in Memory. Cathy Caruth (ed.). Baltimore and London: the Johns Hopkins UP, 1995, p. 156.
4
Paul de Man, Phenomenality and Materiality in Kant, in Hermeneutics: Questions and Prospects. Gary Shapiro and Alan Sica (eds). Amherst: University of Massachusetts Press, 1984, p. 19.
5
Цит. по кн. Слово о книге. Афоризмы. Изречения. Литературные цитаты, сост. Е. С. Лихтенштейн. М.: Книга, 1984, с. 11.
