— Ты что?
— Я не знаю, господин майор, но если можно, не дадите ли вы мне пистолет, который в гараже?
— Пистолет?! Зачем он тебе?
— Ах, господин майор, в Германии все еще может быть… На всякий случай…
— Гм, понимаю. Этот я беру с собой, а из гаража можешь взять, но только смотри…
— Филен данк, герр майор!
— Кушай на здоровье.
Снова зазвонил звонок — один раз — чужой. Федор выпрямился. Инга испуганно посмотрела на него и побежала с Карлом в кухню.
Федор всунул бриллиант в книгу на полке, огляделся и пошел открывать, стараясь угадать, кто это мог быть.
За дверью стоял сержант Волков.
— Пришел проститься, товарищ майор.
Сознание Федора так далеко отошло от «этой» стороны, что он не сразу понял.
— А, Валя! Входи. Спасибо, что не забыл. В комендатуре меня, как заразного, обходят.
— Эх, товарищ майор, все Люди б…!
— Так уж и все? А ты, а я?
— Если не все, то почти все. Мы что — мы солдаты, мы понимаем, а вот комендант, замполит — такие суки! Я ведь дежурил, когда вас забрали. Приехал к нам какой-то капитан из оперотдела. Заперлись они у полковника, а я у дверей слушал. Полковник все говорил: «просмотрели», «просмотрели», А замполит: «Я всегда говорил, что Панин подозрителен — необщителен, стихи пишет». Да что там говорить, товарищ майор! У меня тоже самое: скурвилась моя — американца себе завела!
— Как американца?
— Да так. За все хорошее мое, Я теперь не могу часто к ней ездить — опасно, а у американца сигареты, консервы, шоколад, а главное — прятаться не надо. Сообразила, что там и замуж может выйти за него — так прямо мне и сказала. Хотел я ей надавать по морде, а потом подумал — аллах с ней! Обидно, но чем же она виновата за наши порядки! Типичное не то — эти немки! Наша деваха так не сделала бы.
— Что ж ты теперь? — спросил Федор, думая о словах сержанта.
— Буду в отпуск проситься. Поеду домой и женюсь на нашей.
Вскоре Валька заторопился — надо было на дежурство.
— Прощайте, товарищ майор. Пришел бы провожать, да не пустят… Может, когда и встретимся.
— Прощай, Валя, не поминай лихом… Может, и встретимся.
Грустно стало Федору после ухода Волкова. Инга и Карл ушли раньше. Он долго сидел у печки. Думал о Кате, о Соне, Решил написать обеим в Нордхаузене и просить Василия переслать или передать им — по почте могла перехватить цензура.
Глава двадцатая
К границе Федор решил ехать окружным путем, через Лейпциг — по дорогам тех районов, где в комендатурах у него были знакомые офицеры.
Он боялся неизбежных проверок на контрольных пунктах — его документы демобилизованного могли вызвать подозрение.
Выехали затемно утром. На дворе было ветрено и сыро. Предосторожности ради Федор вышел из дому и пешком дошел до Александерплатц, где его поджидал Карл.
В пути начался дождь. Снег потемнел. Ехать по снежной грязи было трудно, автомобиль скользил и его, то и дело, заносило. Встречные машины попадались редко — больше немецкие грузовички, спешащие в Берлин.
Ненастье и безлюдье на шоссе Федора успокаивали — в такую непогоду и КП по дорогам меньше, посылают обычно солдат, которым не хочется мокнуть, так что проверять должны поверхностно, тем более — майора в орденах.
Проезжая временный деревянный мост через Эльбу в Виттемберге, Федор вспомнил, что в ближайшей комендатуре он никого не знает. Решил сделать крюк через Дален.
В Далене, не заезжая в комендатуру, проехали прямо на квартиру коменданта.
На звонок вышел капитан. Он сразу узнал Федора:
— А, товарищ гвардии майор! Милости просим.
Федор заметил, что капитан был нетрезв и весь вид его — лицо, одежда были помяты и неряшливы.
В квартире коменданта жил уже капитан.
— Нет нашего майора… Пропал парень… — ответил капитан на молчаливый вопрос Федора.
— Кутнул на стороне и заразился сифилисом. Отправили в венерический госпиталь, куда-то на север, на остров… Жалко парня, по сути неплохой человек был, да надорвался… Не по силам положение коменданта… Комендатуру тоже скоро закрывают — на время меня назначили, — грустно рассказывал капитан.
За окном лил дождь, черные костлявые ветки дерева метались, будто тоже что-то горестно рассказывали.
— А как же Галина?
— Галину тоже заразил… Ей бы вылечиться, а тут как раз приказ пришел — всех репатриированных отправлять в Советский Союз. Так больная и поехала… Пропадет дивчина… — Ветка громко стукнула по стеклу, капитан посмотрел и тяжело вздохнул.
Федор вспомнил Галину и ее «хочь бы до дому поихати» и тоже посмотрел в окно. Рассказ капитана, его запущенный вид, зимний дождь за окном, черные ветки дерева — от всего этого Федора охватило щемящее чувство одиночества и безнадежности.
— Ну, а с вами что теперь будет? Переведут? — спросил он, вспоминая о хлопотах капитана.
— Эх, товарищ майор, да разве мы знаем! Сегодня опять написал заявление на демобилизацию. Кто ж его знает… Пойдемте лучше погреемся с дороги.
Федору представилась столовая, горящая печка, — хорошо бы сейчас сидеть, пить водку, смотреть в огонь и знать, что не надо ехать к границе, не надо рисковать жизнью и, быть может, умирать.
Он поблагодарил капитана, пожелал ему скорой встречи с семьей и с тяжелым сердцем отправился дальше.
Когда подъезжали к Лейпцигу, небо очистилось и выглянуло солнце. В городе, несмотря на сильный ветер, улицы были полны прохожими.
Федор хотел приехать в Нордхаузен вечером, чтобы никто не заметил. Думая скоротать время, решил осмотреть памятник «Битвы народов» — кто знает, что будет завтра!
Он долго поднимался по узкой винтовой лестнице, пока вышел на площадку. Лейпциг сверху чем-то напомнил весенний русский город.
Наверху сырой ветер был сильнее, и Федор скоро продрог. Внутри памятника экскурсовод демонстрировал небольшой кучке посетителей-немцев эхо, но, завидев советского офицера, оставил тех, подошел к Федору и стал рассказывать ему историю памятника в надежде на щедрую плату.
Федор слушал рассеянно, а потом вспомнил и спросил про русскую церковь, построенную рядом с памятником — в память погибших русских воинов в «Битве народов». Экскурсовод вывел его на площадку перед входом и показал рукой вниз — на зеленую крышу церковки.
У подъезда церкви стоял чей-то серый «Хорьх» с советским номером. Федор хотел уже было отказаться от мысли осмотреть церковь, как из дверей вышел чернобородый священник с ключами в руке, а за священником советский генерал.
Федор сразу узнал его и, забывая куда и зачем он едет, выскочил из автомобиля.
— Герой! Какими судьбами?
— Проездом, товарищ генерал-лейтенант, — ответил Федор и тут же, вспомнив все, смутился, главное
