Европейские поэты Возрождения

Чтоб выглядела полною картина:
Кто продолжает и на склоне дней
Любить — и мук достоин и цепей.

Мне скажут: «Ты? И вдруг нравоученья
Подобные! Ты о себе забыл».
Признаться, я в минуту просветленья
Свой приговор любви произносил.
Что до меня, то жажду исцеленья,
Стремясь к свободе из последних сил,
Но слишком глубоко болезнь гнездится,
Чтоб можно было сразу исцелиться.

* * *

Сквозь полымем охваченный простор[81]
До новой тверди кони их домчали
И понесли к Луне во весь опор
Пространством гладким, наподобье стали,
Лишенной даже неприметных пор.
Уступит по величине едва ли
Луна последнему средь прочих мест —
Земле, включая океан окрест.

Астольф застыл в глубоком изумленье:
Его Луны размеры потрясли,
Ничтожно малой в нашем представленье
Когда мы смотрим на нее с Земли,
И то, что можно лишь при остром зренье
От моря сушу отличить вдали,
Которые, не обладая светом,
Едва видны при расстоянье этом.

Другие реки и долины рек
И не такие, как у нас, вершины,
Попав туда, откроет человек;
Там в деревнях чертоги-исполины,
Каких Астольф не видывал вовек,
Хоть странствуют немало паладины;
И нимфы круглый год, не то что тут,
В непроходимых чащах зверя бьют.

Тем временем Астольфу, как мы знаем,
Приглядываться некогда к Луне:
Спешит он, нетерпением снедаем,
Вослед вождю к долине, в глубине
Которой все, что мы внизу теряем
Не по своей и по своей вине,
Хранится, в том числе и те пропажи,
О коих мы не вспоминаем даже.

Не только о богатствах речь идет
И царствах, чей удел иных тревожит,
Но и о том, что Случай не дает
И что однажды отобрать не может.
Там в изобилье слава и почет,
Которые незримо Время гложет,
И грешных нас обеты, и мольбы,
И жалобы на произвол Судьбы.

Там слезы незадачливых влюбленных,
Проигранные в карты вечера,
Досуги при делах незавершенных,
На что у нас невежды мастера.
А сколько планов неосуществленных,
Пустых надежд! Подобного добра
Хоть отбавляй в диковинной долине.
Что потеряешь — там ищи отныне.

Знай паладин по сторонам смотри
Да слушай поясненья Иоанна.
Вот пузыри он видит, и внутри
Как будто кто-то ропщет беспрестанно.
Он узнает, спросив про пузыри,
Что перед ним державы, как ни странно,
Лидийцев, персов, греков и других —
Ну как их там — с былым величьем их.

Крючки он примечает золотые,
Которые не что иное есть,
Как подношенья — подкупы прямые,
Дабы в доверье к сильным мира влезть.
Про сети вопрошает он густые
И узнает в ответ, что это лесть.
А вот, подобны лопнувшим цикадам,
Владыкам оды, женам их и чадам.

Имеют форму золотых оков