столь явное посягательство на его власть проглотил. Это новое усиление позволило Темучину весной 1202 года с легкостью отразить набег неукротимых меркитов. К осени того же года возросшая монгольская мощь дала ему возможность предпринять давно вынашиваемый им поход на своих злейших врагов – татар.
Осенью года Собаки (1202 год) монгольский хан сосредоточивает у татарских границ самое большое войско, которое когда-либо собирали монголы. По некоторым данным, оно насчитывало до тридцати тысяч конных воинов, а вместе со всякого рода вспомогательными силами, вероятно, достигало и пятидесяти тысяч человек. И вся эта масса обрушилась на не ожидавшие такого грандиозного набега и потому разобщенные татарские кочевья. При этом еще перед походом, придавая огромное значение сугубо военной стороне дела, Темучин установил для всех своих нойонов жесткое правило: не задерживаться в погоне за добычей, действовать строго сообща. Мол, потом, после победы над татарами, всю захваченную добычу можно будет честно поделить. Только победы этой надо сначала добиться.
Постепенно тесня татар на юг, монголы, в конце концов, позволили им соединиться. Уже в первом сражении при Далан-нэмургес татарское войско потерпело тяжелое поражение, а второй бой, в урочище Улхой, привел к его полному разгрому и истреблению. К этой второй битве, однако, не успели прибыть отряды трех монгольских князей: Алтана, Хучара и родного дяди Темучина, Даритай-отчигина. В нарушение ханского указа они занялись самостоятельным грабежом татарских аилов. После победы хан подверг этих нарушителей суровому наказанию: все награбленное родственниками, было у них конфисковано, а своей доли в итоговой добыче они были лишены. Тем самым новый монгольский властелин показал, что времена родовой вольницы уходят в прошлое, и теперь основы степной жизни будут определять не устаревшие родовые обычаи, а ханское слово. Разумеется, такое развитие событий крайне не понравилось родовым князьям – в первую очередь, конечно, Алтану, Хучару и Даритаю, – но теперь Темучин имел достаточное количество верных ему сторонников и нукеров, чтобы неукоснительно проводить в жизнь это новое правило. На тот момент, однако, подобный ход был довольно рискованным, и через год едва не привел Темучина к гибели. Однако дальновидный монгольский лидер осознавал, что для него в эту минуту решается самый важный вопрос – вопрос о власти. Будет ли он действительным
После победы над татарами здесь же, в Татарской земле, хан созвал Великий семейный совет для решения одного-единственного вопроса: как поступить с огромным количеством плененных татар (общее их число, значительно, – возможно, в несколько раз – превышало численность всей армии Темучина). И совет вынес беспрецедентно жестокий приговор: весь татарский народ, будучи исконным неприятелем монголов, должен быть истреблен до последнего человека. Вот когда аукнулись татарам и пролитая кровь Амбагай- хана, и смерть Есугэя, и другие, реальные и мнимые, их преступления против монголов. Лишь одно исключение было сделано: самых маленьких детей, ростом еще не достигших тележной оси (то есть не старше трех-четырех лет) оставляли в живых с тем, чтобы раздать их потом в рабство по монгольским семьям. С тем, чтобы было навсегда забыто некогда громкое имя «татары».
Воплощение, если можно так выразиться, «в жизнь» этого изуверского постановления неожиданно столкнулось с серьезными проблемами, вызванными чрезмерной болтливостью Белгутэя. Дело в том, что решение это было сугубо секретным (вспомним, что татар, пусть и невооруженных, было намного больше, чем монгольских воинов), потому и принималось на семейном, а не на войсковом совете. Когда же совещавшиеся вышли из юрты, в которой происходило заседание, один из Темучиновых татар, после 1196 года перешедший на службу к монголам, словно между делом спросил известного своей простотой и искренностью Белгутэя: ну что, мол, там решил совет? И Белгутэй, ничтоже сумняшеся, ляпнул: «Решено всех ваших предать мечу, равняя по концу тележной оси». А этот татарский воин, Еке-церен, передал эти слова своим сородичам.
И тогда обреченные татары решили дорого продать свою жизнь. Они (безоружные!) дали свой последний бой, и монгольская армия понесла тяжелые потери. А уже перед началом казни, когда их должны были примерять к колесной оси, татары договорились друг с другом: пусть каждый, кто сможет, возьмет с собой нож или любую вещь, которая может послужить оружием. – «Умирать, так умрем, по крайней мере, на подушках (из вражеских тел)» («Сокровенное Сказание», § 154). И вновь погибло много монгольских воинов. После этого крайне недовольный болтливостью Белгутэя (да и было ли это болтливостью, – скорее всего, незлобивый Белгутэй сгоряча так выразил свой протест против людоедского приговора, не подумав в тот момент о возможных последствиях), Темучин запретил своему сводному брату впредь присутствовать на заседаниях семейного совета. Заодно такому же наказанию подвергся и младший брат Есугэй-багатура – Даритай-отчигин, виновный в нарушении воинской дисциплины, установленной ханским указом.
Пока Темучин был занят татарским походом и улаживанием семейных проблем, – помимо всего прочего, он еще взял себе в жены двух красивых татарских княжон, – кераитский Ван-хан ходил походом на меркитов. Ему вновь удалось прогнать меркитского князя Тохтоа в Баргуджин-Токум и захватить богатую добычу. В соответствии с джентльменским соглашением, которое было заключено с монгольским ханом, он должен был поделиться с тем частью этой добычи. Однако кераит не дал Темучину ничего, хотя сам получил положенную по обычаю долю из татарской добычи монголов. Этот поступок Тогрила является хорошей иллюстрацией того факта, что в монголо-кераитских отношениях начали нарастать серьезные трения. Темучин, естественно, обиделся на своего названого отца, но виду не подал и даже предложил – с тем, чтобы не распускать уже собранные армии – совершить еще один крупный поход, теперь уже на найманского Буюрук-хана.
Найманы, – пожалуй, самый сильный из народов восточной части Великой степи – в этот период переживали не самые лучшие свои времена. В 1200 году умер многолетний могущественный владыка Найманского ханства Инанч-Билге-хан. Престол должен был унаследовать его старший сын Таян, но тот оказался несколько трусоват и, как следствие, вынужден был поделить ханскую власть со своим младшим братом Буюруком. Таян-хану при этом достались главные найманские земли в районе Алтая и Кулундинской степи: Буюрук-хан получил во владение более бедные южную и восточную части ханства. На востоке земли Буюрук-хана граничили с землями кераитов и монголов. Против этого-то, более слабого с военной точки зрения, наследника Инанч-хана и направили свой совместный поход Тогрил и Темучин.
Не в силах в одиночку противостоять объединенной монголо-кераитской рати, Буюрук-хан отступил в горы Монгольского Алтая, в надежде, что непривычные к горам степняки туда за ним не пойдут. Напрасная надежда: он плохо знал характер Темучина, который никогда не отступался от поставленной цели. Этот поход оказался самым дальним из совершенных до той поры ханом монголов: кераитские и монгольские войска ушли от родных кочевий на две тысячи километров, но непрерывно продолжали преследование. Наконец, уже на выходе из Алтайских гор, в районе реки Урунгу (на современной западной границе Китая и Монголии), они настигли войско Буюрук-хана. В битве у озера Кишилбаш найманская армия была разгромлена, а сам Буюрук-хан убит («Юань ши» и Рашид ад-Дин относят гибель Буюрук-хана к 1205 году, однако анализ дальнейших военных походов Темучина не подтверждает это мнение). Остатки найманов бежали к Таян-хану, который нежданно-негаданно стал единоличным владыкой Найманского ханства.
Поход на Буюрук-хана принес огромный успех союзникам, однако, с этой победой отнюдь еще не был закончен. Когда Темучин с Ван-ханом пустились в обратный путь, оказалось, что в урочище Байдарах их уже поджидает лучший полководец Таян-хана, Коксеу-Сабрах. К этому времени монголо-кераитское войско уже сильно устало, к тому же было обременено богатой добычей, захваченной у Буюрук-хана. Вступать в битву, исход которой был непредсказуем, ни один из союзников не хотел. Тем не менее, союз есть союз, и Темучин с Тогрилом договорились, что после ночного отдыха они примут-таки бой.
Дальнейшие события изложены в наших источниках так, что понять, что же на самом деле произошло в ночь перед предполагавшимся сражением, почти невозможно. С одной стороны, и «Сокровенное Сказание», и «Юань ши» говорят о том, что ночью Ван-хан зажег по всей своей стоянке огни, а сам затем увел свое войско вверх по реке Хара, подальше от найманов. Однако дальнейший текст «Сокровенного Сказания» позволяет предположить, что все обстояло далеко не так просто, и авторы на самом деле пытались обелить Темучина, свалив вину за фактическое предательство на другого. Только в таком смысле можно интерпретировать слова Джамухи, который неожиданно появился в стане кераитов.
