В Талмуде и Мидраше он именуется первым избавителем (Руфь 2:14), в отличие от Мессии – «последнего избавителя» (Быт.). Любопытно, что и видение Мессии было совершенно различно у пророков и у рядового еврейства. Если пророки привнесли в этот образ духовное и моральное содержание, то рядовым евреям ближе был образ Мессии как воинственного победоносного героя в духе царя Давида. Может, по этой причине личность Мессии как-то расплывчата и неопределенна. В большинстве трудов его личность вообще не упоминается (в старых молитвах, где идея мессии есть, но отсутствует слово машиах). В римскую эпоху образ царя из дома Давида был фактически единственным образом Мессии. В начале I в. н. э. на роль мессии претендовали и вожди восставших, Иехуда Галилеянин, основатель движения зелотов. Под Мессией подразумевался человек, сын человеческий. Законоучители Талмуда разработали представление о Мессии как о царе, дающем Израилю искупление. Он будет править в конце времен, победит врагов Израиля, вернет народу его землю, примирит с Богом, принесет евреям духовное и физическое благоденствие. Их мессия (в видении древних евреев) – пророк, воин, судья, учитель, царь, но не спаситель-богочеловек, как у христиан.
Главное в учении Иисуса – вовсе не Его социально-экономическая программа, а нравственная проповедь. Заповеди о любви и идея Царствия Небесного в их отвлеченной форме соприкасаются… Иисус считал главными две заповеди: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумом твоим…» и вторая: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». Отвечая книжнику, он вроде бы довольно четко определил свое отношение к древнему Моисееву Закону. Из его слов, писал А. Мень, казалось бы, ясно, что он «хотел сохранить его». Заявляя о своем отношении к Писанию, ведь Иисус и сам говорил слушателям:
Любое учение теоретически носит характер некоего умозрительного канона, пока им не начинают руководствоваться в жизни. Учение Христа, христианство можно отнести к этим императивам долженствования. И. Кант верно заметил, что религия – это не совокупность определенных учений как божественных откровений (ибо сие есть предмет богословия), но совокупность наших моральных и социальных обязанностей. Религия – «законодательство разума», что по содержанию не отличается от морали. Его задача – повлиять на человека и общество. В этом смысле есть лишь одна достойная религия – религия человечности. Если этого нет в обществе, никакая церковь, никакая вера, никакая религия не в состоянии его оживить. Так же напрасны попытки найти там вечную жизнь. «Но вечную жизнь ни один человек не найдет ни в каком писании, разве что он привнесет ее туда сам, так как условие ее только одно – моральное совершенствование, которое человек как бы вкладывает в Писание…».
Но в этом-то и заключается проблема. Ахиллесова пята учения Христа – его двойной смысл. Каждый может прочитать и вычитать в Священных книгах все, что ему угодно. В этом тайна живучести христианства, да и всех религий и церквей. Они всем сестрам раздают по серьгам! Борцам за справедливость дадут гневные лозунги против богатеев. Апологетам бедности и нищеты посоветует «продать имущество и раздать деньги бедным», заявив, что легче уж верблюду попасть в рай через игольное ушко, нежели богачу. Любителям красивой жизни и богатств заявят о полезности и нравственности такого строя, при котором все возможно и позволено. Но тут же призовут не ходить путем зла и смерти, воскликнув: «Горе тем, которые строят себе дома при помощи преступления, ибо они будут оторваны от своих владений и падут от меча; накопившие золото и серебро внезапно погибнут в час последнего суда. Горе вам, богатые, вы понадеялись на свои богатства, но лишитесь ваших сокровищ… Горе вам, причиняющим зло своим ближним, ибо по вашим делам воздастся вам… вы же, страждущие, не бойтесь, спасение будет вашим уделом, яркий свет воссияет… с неба».
Даже узурпаторам власти, тиранам, ворам и власть имущим они скажут слова надежды и утешения, да еще и вооружат их лозунгами борьбы против того, к чему столь страстно призывал Иисус – против справедливости, аскезы, праведности, морали и т. п. Так, Христос сделал своим другом Матфея, друга римской державы. Христос далек от того, чтобы сражаться за воплощение в жизнь его праведных и справедливых идей. Он не только не принял участие в борьбе евреев за национальное освобождение, но и высказался в духе уступок тиранам, требуя от масс «воздавать Кесарю Кесарево, а Богу Богово», то есть отдавать деньги, труд, силы свои на кормление царя и церкви. Христос одобряет тех, кто рачителен и оборотист в бизнесе и предпринимательстве. Вспомните хотя бы притчу о рабах. Один из них прибавил к данным деньгам еще столько же, а другой остался с тем, что имел. На это следует Его отповедь: «У кого есть, тому дадут еще, а у кого нет, у того и то, что есть, отнимут». Так Он оправдывает капиталиста, что платит своим работникам, проработавшим целый день, ту же сумму, которую обычно платят за один час труда… Христос выступает и за сохранение бедности: «Всегда рядом с вами будут бедняки». Он не стремится изменить существующие порядки с помощью насилия или революции, осуждая тех, кто «хотели бы завладеть Царством Небесным при помощи насилия». И тем не менее многие называют Христа, как это делает Вил Дюрант в книге «Цезарь и Христос» (и многие другие), в духовном смысле «величайшим революционером в истории». Во многом его идеи новы и революционны…
Хотя в нашем понимании программа Спасителя – программа не революционера, но скорее психотерапевта. Ренан писал: «…Нарождающееся христианство только шло по следам иудейских сект, которые практиковали отшельническую жизнь». Коммунистический принцип был душою этих сект (ессеев, терапевтов), пользовавшихся одинаково дурным отношением фарисеев и саддукеев. Мессианизм, что был у ортодоксов-евреев политическим принципом, стал у них принципом социальным… И Иисус, отношения которого к ессеям установить точно трудно (а сходство в истории не всегда содержит в себе и понятие связи), в этом отношении был, несомненно, «их братом». При всех неточностях данного пассажа важным в нем являются обозначенные Ренаном социальные узлы программы, указания того, чьи интересы отстаивал Христос. Многие видели в Его царствии прямой намек на коммунистическую утопию, а в нем самом – революционера. Что тут скажешь? Впечатление противоречивое. Конечно, немало деталей в Евангелии подтверждает эти позиции, но куда больше опровергает утопию.
Ведь и сам Иисус говорил, что Он пришел не упразднить старый закон, а исполнить его. Если Иисус говорит, что надо исполнить то, что никогда не было исполнено, если выдвигает политическую программу, которая не оставляет камня на камне от установлений и законов этого царства лжи и несправедливости, что установилось в мире, всем должно быть понятно: что бы ни говорил Христос, его целью было – изменить сей грешный мир! Поэтому Иисус обрушился на книжников и фарисеев, на лицемеров и слепых вождей, что «поедают дома вдов», на богачей, что клянутся золотом и освящают золото, на тех судей, что забыли «суд, милость, веру», на вождей, что внутри «полны хищения и неправды». Революционно-радикальный характер его проповедей, бунтарская сторона учения Иисуса (что нам близка) намеренно и целенаправленно скрывается, смазывается как церковниками, так и светской властью. Христос знал: царство Божие не воцарится на земле без тяжелой и мужественной борьбы с царством Зла. Царство зла – не только индивидуумы (т. е. лично неправедные люди), но и зло института социального, то есть власть сильных мира сего. Христос – не революционер, но он подготовил почву для национально-освободительной борьбы и революций. С другой стороны, он прекрасно понимал ту публику, с которой он имел дело. Иисус не заблуждался относительно племени фарисеев, не верящих в Господа, напрочь лишенных высших ценностей веры и ума… Поэтому в Евангелии от Матфея он даже называл их «змиями» и «порождениями ехидны». И предрек им: «Посему, Я посылаю к вам пророков, и мудрых, и книжников; и вы иных убьете и распнете, а иных будете бить в синагогах ваших и гнать из города в город; да придет на вас вся кровь праведная, пролитая на земле» (Мф. 23: 32,35).
