подоспели французские отряды. Как писал современник, «они сражались так, как будто считали себя бессмертными». Под бешеным напором укрепление было взято, и к вечеру на земляной насыпи развевалось белое знамя...
На утро 7 мая был назначен штурм Турели – мощного четырехугольного укрепления, со всех сторон окруженного водой. То, что творилось на поле боя, пожалуй, лучше всех описал устами Сьера Луи Де Конта, пажа Жанны и по совместительству ее секретаря, Марк Твен.
«Прежде чем приступить к штурму последней бастилии, мы должны были захватить земляной вал перед фортом, называемый „бульваром“. Тыл этого „бульвара“ соединялся с основной крепостью подъемным мостом, под которым текли воды быстрого, глубокого рукава Луары. „Бульвар“ был сильно укреплен, и Дюнуа сомневался – возьмем ли мы его, но Жанна не колебалась. Все утро, до полудня, она обстреливала „бульвар“ из орудий, а после полудня приказала перейти в наступление и лично повела войска на штурм. Окутанные пороховым дымом, нещадно осыпаемые ядрами, мы покатились в ров, а Жанна, подбадривая солдат, начала взбираться вверх по приставной лестнице. И вот тутто и случилось несчастье, предусмотренное ею заранее: железный дротик, пущенный из арбалета, ударил Жанну между шеей и плечом, пробив ее панцирь. Почувствовав острую боль и увидев хлынувшую кровь, она испугалась – бедная девушка! – и, свалившись на землю, горько заплакала.
Англичане завопили от восторга и целой ордой бросились вниз, чтобы схватить ее. В течение нескольких минут силы обоих противников были сосредоточены на этом клочке земли. Над Жанной и вокруг нее отчаянно дрались англичане и французы, ибо она представляла Францию, являлась для обеих сторон олицетворением Франции. Взять ее означало бы овладеть Францией, и на этот раз навсегда. Здесь, на этом маленьком клочке земли, за несколько минут навсегда должна была решиться судьба Франции, и она решилась.
Если бы тогда англичане схватили Жанну, Карл VII вынужден был бы бежать, и договор, заключенный в Труа, вошел бы в силу. Покоренная Франция, ставшая собственностью англичан, несомненно, превратилась бы в английскую провинцию и прозябала бы в плену до скончания века. Честь нации и честь короля были поставлены на карту, и на решение давалось времени столько, сколько нужно, чтобы сварить яйцо. Это были самые роковые десять минут в истории Франции из всех когда-либо отсчитанных курантами вечности. Если вам придется читать в книгах о трагических часах, днях и неделях, определивших судьбу того или иного народа, вспомните о них, и пусть ваше сердце, сердце француза, забьется сильнее, вспомните те неповторимые минуты, когда Франция в лице Жанны д’Арк лежала во рву, истекая кровью, и два народа боролись за нее насмерть...»
Позже ее обвинят и в том, что, отправляя своих солдат на штурм, она пообещала им, что станет принимать все стрелы, дротики и камни, выпущенные из метательных орудий или пушек на себя. Она ответит, что такого просто не могло быть – ведь более ста человек из ее войска было ранено. Будучи же раненой сама, она получила большое утешение от святой Екатерины – потому и поправилась всего за две недели, ни на день не прекращая, однако, из-за своей раны разъезжать верхом...
На вопрос же, знала ли она наперед, что будет ранена, Жанна ответит – да, и сказала об этом своему королю. «И было это ей открыто благодаря „голосам“ святых Екатерины и Маргариты. Она сказала далее, что под замком Моста она первая приставила лестницу, чтобы взбираться вверх, и, когда она поднимала эту лестницу, была ранена, как выше указано, дротиком в шею...»
Даже о том, что скоро попадет в руки врагов, она узнает заранее. В тот день ее войско будет готовиться к боевой вылазке. Стоя на коленях в приходской церкви Сен-Жак, Жанна вдруг качнется – как всегда, когда она слышала «голоса», – и, не открывая глаз, произнесет:
«Меня предали. Я ничем больше не смогу вам помочь...»
Несколько часов спустя ее возьмет в плен бургундский лучник, а печально известный капитан Гильом Флави прикажет закрыть ворота и поднять разводной мост, чтобы верные рыцари не смогли прийти на помощь своей Деве... Но в славный день, когда была взята Турель, Жанну посещали совсем иные видения. Пройдет всего несколько часов – и французские трубачи сыграют победу! Даже раненая, она не покидала поля боя. Приподнявшись на локте, она лежала на траве под надежной защитой своего телохранителя богатыря Карлика «...который, не отходя от Жанны, сражался за шестерых. Держа секиру обеими руками, он ударял ею наотмашь и при каждом взмахе произносил лишь два слова: „За Францию!“ Разрубленный шлем врага разлетался на части, хрустнув, как яичная скорлупа, а голова, носившая его, навсегда теряла способность оскорблять Францию. Карлик навалил перед собой множество трупов, груду закованных в железо мертвецов и, стоя сзади, продолжал драться. Когда, наконец, победа была за нами, мы окружили его со всех сторон, прикрывая щитами, а он с Жанной на руках выбрался по лестнице из глубокого рва, неся свою драгоценную ношу так легко, будто держал ребенка. Прямая угроза миновала. Встревоженные воины толпой сопровождали Жанну, с головы до ног залитую кровью, своей и вражеской. Там, во рву, тела убитых падали около нее, кровь увлажняла землю и струилась потоками, и ее белые латы окрасились в красный цвет. Смотреть на них было жутко. Дротик все еще торчал в ране. Утверждают, что он насквозь пробил ключицу. Может, это и правда, но я не видел, даже не пытался увидеть. Дротик извлекли, и бедная Жанна снова жалобно вскрикнула. Утверждают, что она вынула его сама, так как другие не решались, боясь причинить ей боль. Как бы там ни было, я знаю только то, что дротик извлекли, рану смазали маслом и перевязали по всем правилам...
К вечеру Дюнуа прекратил сражение. Жанна услышала звуки труб.
– Как! – закричала она. – Трубят отбой?
Забыв о своей ране, она... села на коня и помчалась вперед в окружении штаба. Увидев нас, солдаты грянули громовое „ура“ и воспылали желанием броситься в новую атаку на „бульвар“. Жанна прямо поскакала к тому рву, где была ранена, и, стоя там под градом дротиков и стрел, приказала Паладину развернуть свое большое знамя и заметить, когда его бахрома коснется стен крепости.
Вскоре Паладин доложил:
– Знамя коснулось.
– А теперь, – обратилась Жанна к батальонам, ожидавшим ее команды, – крепость принадлежит вам, входите! Трубачи, играйте приступ! Всем слушать мою команду – вперед!
