— В зоне сброса чисто! Сто пятьдесят футов! Сто тридцать!
Офицер DEVGRU, командующий резервной золотой командой и являющийся старшим по званию офицером на месте цели — сунулся в пилотскую кабину, лицо его уже было раскрашено маскирующим кремом, на глаза — опущен ночной монокуляр.
— Что там у нас?
— Сопротивление выше расчетного, Лезвие-один сбит. Уничтожили стрелка и ракетчика с РПГ, но там могут быть еще.
— Черт…
— Фонарь-два, это Лима, штаб запрашивает возможность активизации плана Б, повторяю — штаб запрашивает возможность активизации плана Б.
— Лима, твою мать, там сбитый вертолет и десять наших парней!
— Лезвие, вопрос — ты сможешь их забрать?
Мать их…
— Лима, я иду на снижение, высажу десант на запасной площадке! Продолжаем операцию, повторяю — продолжаем операцию!
— Сэр!
— Готовь своих людей, я высажу их перед зданием!
— Постарайтесь как можно ближе, сэр!
— Черт бы вас побрал. Постараюсь…
Подполковник снизился насколько, насколько мог и завис, не выпуская шасси и не касаясь земли. Вертолет мотало, он удерживал его ручкой управления, чувствуя, как с каждым покинувшим его спецназовцем вертолет становится легче.
— Десант на земле!
— Сэр, снайперы просят подняться повыше, чтобы прикрыть действия наземных групп огнем.
— Лезвие-два, это Лима, вопрос — что там у вас происходит, черт побери! Вы высадили золотых?
Твою мать…
— Лима, десант на земле, повторяю — десант на земле! Лезвие-один сбит в районе цели, повторяю — Лезвие-один сбит в районе цели. Сопротивление выше расчетного, нас обстреляли из РПГ.
— Лезвие-два, вопрос — вы можете держаться в воздухе? Доложите ваши повреждения!
— Лима, повреждений нет, мы можем держаться в воздухе, но думаю, что мне придется совершить посадку! Это надолго!
— Лезвие-два, я направляю к вам вертолет с резервной группой. Действуйте по обстановке.
— Лима, вас понял…
— Сэр, снайпер доложил, что подавил еще одну огневую точку. Бортстрелок вести огонь не может, опасная близость!
Черт… На вертолете был пулемет — но единственными, кто мог вести огонь — оказались снайперы. Какого хрена тогда вообще пулеметы поставили…
За несколько дней до этого
Апрель 2011 года
Где-то в Пакистане
Белого цвета Лэндровер остановился на обочине дороги, ведущей в Читраль — очень опасное место, высокогорный город на самой границе с Афганистаном. Следом за ним — на обочине дороги остановилась Тойота производства восьмидесятых годов, но все еще бодрая и старый, носатый грузовик Мерседес.
Сидевший на переднем сидении человек посмотрел на часы. Рано…
— Господин бригадир, а он придет? Он может нас предать.
Бригадир не обернулся. Будь это кто-то другой — он получил бы пощечину и заткнулся — но это был Тарик. Тарик, сын майора Амаля и одной девушки, которую он любил очень — очень давно и даже не хотел вспоминать ее имени. Их пути разошлись, он ушел в Пакистан, она вышла замуж, ее супруг, майор Амаль стал полковником, потом генералом, но уже генералом армии Талибана и погиб под бомбами в районе Вардака при отступлении. Она умерла еще раньше — в Кабуле, от лихорадки, от которой в Афганистане не был застрахован никто. Бригадир нашел Тарика совершенно случайно, уже в Пакистане, выправил ему гражданство, устроил его в армию. И оставил его при себе — он поклялся памятью погибших — что выведет Тарика в люди. Только так он и мог отплатить своей погибшей стране и своей гибельной любви…
— Он не предаст — тяжело ответил бригадир.
— Но почему, о муаллим?
— Он мстит.
Про него и про Тарика думали всякое. В Пакистане — мужеложство существовало всегда, многие из имамов мечетей сожительствовали с маленькими мальчиками — а около бригадира никто и никогда не видел женщины. Но пусть думают, что хотят в меру своей испорченности и мерзости, главное — он знает. И этого достаточно…
Когда минутная стрелка на часах бригадира коснулась двойной отметины, единственной на циферблате — впереди, поднимая тучу пыли, затормозил новенький джип Тойота. Бригадир вгляделся — номер те, о которых и договаривались.
— Всем оставаться на местах. Не выходить из машин.
Холодный ветер с гор ударил с лицо. Стараясь не дышать гарью и поднятой колесами пылью, бригадир пошел к новенькой Тойоте. С переднего сидения — выскочил нукер — молодой, вооруженный. Уважительно поклонившись, открыл перед бригадиром дверь.
— Салам алейкум — поздоровался бригадир, садясь на роскошное, королевской роскоши заднее сидение «двухсотой» Тойоты.
— Ваалейкум ас салам, Тарик-эфенди — ответил пожилой, благообразного вида мужчина перебирающий янтарные четки своими старческими, но все еще сильными пальцами — воистину, Аллах улыбнулся при твоем рождении.
— Перестаньте, полковник — брезгливо сказал Тарик — вы не верили в Аллаха тогда, стоит ли оскорблять Его лицемерием сейчас. Никто из нас не верил, и я удивлюсь, если вы прочитали хоть один ракат за последние несколько дней…
— Спасутся те, которые уверуют, капитан — ответил бывший полковник армии Демократической республики Афганистан Саид Джан — стоит ли отрезать путь к спасению.
— А он давно для меня отрезан. Иди вперед, не оглядываясь назад, не то обратишься в камень, знакомо?
— Да, он для тебя давно отрезан, капитан… — сказал полковник — тогда удовлетвори мое старческое любопытство. На кого ты все-таки тогда работал? На нас? Или на проклятого предателя пуштунского народа, на собаку Наджиба? Кто ты, капитан? Может ты и сейчас — работаешь на две стороны?
— Я работал на родину. Но вам это не понять. Где они?
Полковник вздохнул. Отложил четки в сторону. Достал из бардачка свернутую карту.
— Они здесь.
Бригадир придержал карту. Красным, командирским карандашом была поставлена отметка у населенного пункта Коталь.
— Где именно?
— В мечети, где же еще. Ты знаешь обычаи.
Бригадир их знал. Правоверному путнику, которому негде жить — на ночь всегда открыта дверь мечети, и никто не посмеет запереть ее.
— Только в мечети?
