когда крики тренировавшихся добровольцев, набегавших учебной атакой на холм, докатывались до самого акрополя. Габриэль целое утро крутилась на коне, упражняясь копьём сбивать камушки с деревянного столба, однако жара всё более склоняла её добраться до бассейна или бани, а то и окунуть разгорячённое тело в море.
Зена за этими манёврами не наблюдала, она ещё утром отправилась слушать вести от прибывших из Димы ахейцев, потом же смотрела с акрополя на западную дорогу, и девушка всё время видела её фигуру на скале над храмом. Вновь они встретились в этот день в тени внутренних комнат дома, Габриэль натёрлась маслом и легла отдохнуть под окном, к которому тянулась крона пальмы, воительница же спустилась со скал, не высказывая открыто своего напряжения.
Зена расстелила на столе тёмное покрывало и стала проверять своё оружие, будто знала, что битва разразится на днях, девушка внимательно наблюдала за ней. Первым лёг меч, прямой и обоюдоострый клинок его был средней длины, металлический шар на рукояти служил балансиром, Габриэль знала, что выковали его специально для руки воительницы в оружейне Понта, когда она сражалась в рядах армии Митридата, там же украсили клинок и чёрной змеёй, символом Зены. Ножны его сочетали металл и кожу, никаких излишних украшений не имели, однако были ценны изысканной работой и прочностью, переплетения красных змей на тёмной их основе оставляли мрачное чувство. Два боевых кинжала, которые воительница запрещала использовать каким-либо иным способом, кроме сражения, Зена имела обыкновение носить на поясе ближе к пояснице, они были остры как бритва и редко покидали свои кожаные ножны. Последним воительница извлекла из чехла мрачный лик луны на земле, свой шакру, сверкнувший сталью в проникавшем из окна потоке света. На первый взгляд, поверхность его была темна и неукрашена, однако солнечные лучи, падавшие под углом, оживляли серебристые, тонкие нити узора на нём. Металлический диск имел диаметр дюймов около двенадцати, внешний край его был заточен до бритвенной остроты, ближе к внутреннему краю он значительно утолщался, что увеличивало массу и энергию удара.
- Расскажи мне о нём, - сказала девушка. - Я почти ничего не знаю об этом твоём шакре, ты же никогда не рассказывала, однако видно, что ты сильно дорожишь им, и, что странно, ты никогда при мне не использовала его в бою.
- Это не оружие плоти, но оружие духа, - прошептала Зена, - марать его кровью недостойных было бы негоже для меня, знающей ему цену. Далеко на Востоке, где луна трётся о вершины гор, я получила его в дар, подозреваю, что не из рук смертного, хотя, там всё казалось не от мира сего. Я не видела карт того мира, карты Индии, что чертят у нас, слишком несуразны и мало что объясняют, я помню только, что была долина, и что посреди неё был город, прекрасная крепость из тёмного камня, где правил эллинский царь...
- Царь из эллинов? Откуда ему там взяться? - удивилась Габриэль.
- Это долгая история, однако часть её ты должна знать и сама, ведь, история великого похода Александра вкратце тебе известна. Да, Александр Великий основывал в Индии города, где селил своих людей, эллинов и македонцев, ты должна это знать, но мало кто знает, что произошло с ними потом. Империя была разделена, индийцы вернули многие земли себе, другие же города, что не подчинялись варварскому правителю, начали строить свой мир заново, ими стали править цари из македонцев, когда же могучая держава Селевка начала рушиться, и парфяне заняли земли между эллинским миром и этими осколками, они практически потеряли связь с родиной. Многие здесь думают, что они давно исчезли, сгинули в бесконечных лесах, не оставив по себе и памяти, но это не так. Я не знаю всего, что произошло с ними за всё это время, знаю, что они сражались на севере и юге, ходили в походы и выдерживали осады варваров, но я видnbsp; Луна умалилась, и ночь новолуния, когда родился новый весенний месяц, миновала, а города всё готовились к решительной битве. Каллисто оставила надежды овладеть Патрами, ограничившись умеренной помощью от части тамошних пиратов, её лагерь заметно вырос за счёт пришедших из Димы добровольцев киликийской общины, и жажда битвы росла. В Эгион же собирались юноши из окрестных городков и более отдалённых поселений, многие хотели встать на постой в самом городе, однако Зена велела жить им в военном лагере и ежедневно упражняться, дабы использовать всё имевшееся до выступления время. Предчувствие скорой бури пронизывало всё, напряжение висело в полуденном воздухе, когда крики тренировавшихся добровольцев, набегавших учебной атакой на холм, докатывались до самого акрополя. Габриэль целое утро крутилась на коне, упражняясь копьём сбивать камушки с деревянного столба, однако жара всё более склоняла её добраться до бассейна или бани, а то и окунуть разгорячённое тело в море.
ела их мир. Царь Гиппострат был ещё исполнен немалой силы, однако я видела всё же закат их мира, варвары с севера, что называли себя саками, живой рекой затопили их земли, как говорили, с каждым годом их становилось всё больше, и скоро городу, называемому местными Таксилой, суждено пасть. Возможно, сейчас, когда я рассказываю тебе это, он уже обращён в руины.
Однако я хотела рассказать тебе не о городе, а о шакре, о том, как обрела его в том странном мире. Так вот, мы возвращались из страны серов, почти ничего не получив из тех сокровищ, на которые надеялись, устав от постоянных погонь и схваток, путь, по коему мы пришли, был закрыт парфянскими отрядами, и нам пришлось двигаться на юг, в земли Индии. Страшные раскалённые скалы и дикие полулюди остались позади, после них видение бесконечных лесов и могучих, мутных рек было как сон, но обнаружение почти эллинского города было для нас радостной неожиданностью. Мы отдыхали там какое-то время, вернее, мы забыли там о времени, ибо оно почти не текло, и в любое время года там, как говорили, можно было увидеть цветение, плодоношение и увядание одновременно, словно мы попали в золотой век нашего мира.
Я бродила по городу и окрестностям, слушала на базарах смешение родной и чужой речи, гладила слонов, знаешь, я любила слонов, и впервые увидела их там на свободе, больше всего же мне нравилось прикасаться к тайнам той земли. Там были древние храмы и дома отшельников, странных людей, прорицателей и говорящих с духами, один из таких, или тот, кто им притворялся, и сделал мне этот дар. Он бывал иногда на рынке, ходил обнажённым как безумец, с посохом и верёвкой, пророчествовал на чужом языке, однажды он увидел меня там и вдруг заговорил со мной по-эллински. Колдун говорил, что видит во мне танцующего духа, словно опьянённого и впавшего в безумие, говорил, что я устрою немалый погром в этом мире, он, вообще, много ругался и грязно шутил, казалось, ему по душе мои будущие деяния. Он сказал, что я смогу натворить больше, если у меня будет одна штука, которую он желает подарить мне. Я почему-то пошла за ним, он кривлялся как обезьяна... впрочем, ты никогда не видела обезьян, так вот, он кривлялся, но была в нём заметна какая-то тайная сила, словно он был не тем, за кого себя выдавал. Именно он и дал мне шакру, вынес его из какого-то полуразрушенного здания, тонущего в лесной тени, мне кажется, он жил там, хотя это и не было домом. Колдун сказал, чтобы я спрятала этот лик луны, и просто бросил его мне, ни во что не обёрнутый, сверкавший холодной смертью, коснувшись его, я словно опьянела, словно я ждала его всегда, этот металл, этого демона...
Больше я никогда не видела отшельника, мы покинули Гандхару, и столица этой земли, Таксила, осталась позади. Я увезла нечто, созданное неведомыми мне людьми, с собой, я так никогда и не узнала истории этого оружия, но подозреваю, что она весьма темна. Первое время я кормила его кровью без разбора, ты сама видела, насколько он остр, как он режет даже железо, и меня это пьянило, понтийский мастер сделал для него чехол и кожаную перчатку мне на правую руку, чтобы я могла не раниться, держа его. Однако позже моё отношение к нему изменилось, я стала гораздо сдержанней с ним, поняв, что главное его назначение - не резать плоть, но укреплять силу души моей, поэтому марать его случайной кровью я перестала и реже прикасалась к нему.
Когда мир мой рухнул, и новый, возникший из света, был ещё так чужд, у меня было очень сильное желание бросить шакру, ибо он был напоминанием обо всём зле, что я вершила, он был самой моей жаждой. Однако было что-то, мешавшее мне оставить его, сердце моё говорило, что, кто бы ни ковал его, человек ли, бог ли, он создавал его не для зла, и бросить его теперь было бы слишком легко. Нет, я должна была оставить его, сохранить как память о прошлом, ибо с этой памятью мне предстояло жить, пролагать путь, ничего не забывая, так я почувствовала. Шакра стал символом этого обновления, я ношу его, помня обо всём, что с ним совершала, он по-прежнему укрепляет мой дух, но теперь уже не тёмную его сторону, и я уважаю его, оберегая от случайных убийств, лишь самые сильные мои враги, воины по призванию, заслуживают встречи с ним. Поэтому я так редко достаю его сейчас. Вот, что я хотела рассказать тебе о
