- Этот Дамон, мне кажется, дело говорит. Не верю я геронтам, - сказала Габриэль. - Вместо того, чтобы искать мира с согражданами, они думают о варварских мечах, но мы видели, что делается в городках на побережье, и одной сотней фракийцев тут не отделаешься.
- Мы ещё не всё знаем о том, что делается в Спарте, и это опасно. Надо бы увидеть и тех, кого называют народными вожаками, понять, что они думают, и к чему готовятся. Сегодняшний вечер, да и завтра часть времени следует посвятить этому делу, побродим по городу без особого шума, думаю, они сами нас найдут. Что же касается Дамона, то он, конечно, клонит дело к тирании, и это бы неплохо, ибо человек он дельный, но крайне опасно, ведь меч войны грозит Спарте отовсюду.
- Вроде, раньше мы боролись с тиранами, - подняла брови девушка.
- Я видела Элладу извне, видела и в пределах её, прошла много городов с самого севера до Крита и Родоса, поверь, что мир наш изменился, и только оттуда видно, насколько он изменился. Извне Эллада больше не кажется созвездием славных городов, но тёмной и безотрадной землёй, где лишь чудом ещё теплится какая-то жизнь, речь идёт более не о властвовании для нас, которое мы считали извечной частью эллинского духа, нет, речь идёт теперь о попытке избежать рабства, возможно, последней. Ты не видела, что было во время похода войск Митридата в Элладу, просто слышать об этом недостаточно, это надо было почувствовать, вот тогда предчувствие катастрофы было самым сильным, мне было лет семь, но я помню.
Ради того, чтобы избежать участи Коринфа и тех, что были после негоnbsp;, нам нужно искать любые средства. Да, Эпаминонд, отец фиванского могущества, мог себе позволить подчиняться воле народа своего и соблюдать все законы пребывания в должности стратега, ибо речь шла не о жизни и смерти беотийцев, но о борьбе за господство, и поражение не обернулось для Фив катастрофой. Филопемен, заметь, был уже другим, он боролся с тиранами, но сам вёл себя как тиран, ибо понимал, что идти на поводу у народа будет губительно для союза, он опирался более на своих верных воинов, а не на граждан. У нас же дела обстоят куда хуже. Да, народное собрание, избирающее стратега, - вещь прекрасная, но только когда собрание это составляют победители при Марафоне, или, хотя бы, участвующие в нашем походе, а не те охваченные страхом и сомнениями люди, коими полон город, они же не хотят жертвовать ничем личным ради спасения. Олигархи, как ты верно заметила, ведут город к междоусобной резне, и большинство будет не на их стороне, довериться же демагогам, коих мы пока не видели, означает устроить длительную расправу с богачами, ибо, пока они не расправятся с противной партией, о ситуации в Лаконике и не вспомнят. Только человек, имеющий опору на народ, не связанный с интересами знати и сочетающий в себе смелость с разумом, сможет нам действительно чем-то помочь.
- Выходит, что будем ставить на Дамона? - сказала Габриэль. - Тебя саму это сильно волнует, если ты так много мне своих мыслей высказываешь.
- Я ещё сама ничего не решила. У нас есть цель - разгромить Каллисто, и Дамон может нам помочь, о том же, какая нужна власть Спарте, лучше сейчас не думать.
- Такие разговоры вызывают в памяти запах крови, а нас ждёт не битва, но хороший обед, поэтому закончим.
- Давай, ты присмотри за нашим обедом, я же скоро вернусь...
Глава 11. Лаконская резня.
Зена согласилась с любимой, что за последний год это лучшая их трапеза, но только после того, как отведала жареного гуся и прекрасного лесбосского вина. Они обедали одни в просторной комнате на верхнем этаже, резные двери на балкон были открыты, и они видели торжественно-кровавые крыши домов богатой части города. Лето готовилось вступить в мир, и дни были долгими, поэтому они могли себе позволить ещё отдохнуть, дождавшись закатного часа, и только потом отправились исследовать город.
Воительница не взяла с собой никого из воинов, нарочито облачилась в женское одеяние тёмных тонов, выбрав его из предложенных рабами Агафона, чтобы не разжигать в предполагаемых собеседниках излишних воинственных настроений, Габриэль же предпочла свою обычную одежду. Закат окрасил город в удивительное золото, солнце медленно скрывалось за горами впереди, и смотреть туда было невозможно от блеска, они прикрывали глаза руками и направлялись в ремесленные кварталы Спарты, где жило много неполноправных, занимавшихся ручным трудом. Эти кварталы частью находились на одном из городских холмов, частью же в низине меж холмами, двухэтажные и одноэтажные дома сочетались с мастерскими, кое-где ещё шла работа, Зену особенно привлекал шум кузниц, и она смотрела в дверные проёмы на их жар.
Люди узнавали воительницу, многие из них днём встречали её перед городом, поэтому теперь дивились и звали к себе в дома, но она отговаривалась, ища таверну покрупнее, где её было бы легко найти. Опознать одну из таких было не сложно, ибо слуги хозяина уже начали активно готовиться к вечернему наплыву посетителей, таская целые корзины снеди, и от местной кухни шёл густой аромат. Это мрачноватое высокое здание, втиснутое на узкой улице, плохо гармонировало с обликом города и напоминало Габриэль таверны северных городов, где собирались люди сомнительного свойства, Зена иногда бывала в таких местах по старой памяти. Вошли они и в эту, так и не узнав её названия, ибо оно слишком затёрлось на медной доске близ дверей, трапезничали здесь в большом зале на первом этаже, выше же размещались съёмные комнаты, было душновато и сумрачно, но вполне терпимо.
Какое-то время им пришлось просидеть одним, принимая вино в подарок от хозяина, что был хорошо осведомлён о событиях, но вести разносились по кварталам быстро, и, с приходом вечерней синевы, эти шёпоты привели к ним двоих. В неверном свете приблизившийся первым был похож на аристократа, слишком надменно он смотрелся в дорогом хитоне и синем плаще, был лет около тридцати, но бороды не носил.
- Не меня ли вы ищите, странницы? - смело начал он. - Клянусь Зевсом, хоть я сам пришёл к вам, но лишь по вашему желанию.
- О чём это ты говоришь? - сделала вид, что не понимает, Зена. - Кто ты, вообще, такой?
- Ификлом меня зовут, и среди народа лаконского имя моё не из последних, но я не спартиат, хотя, это, может быть, и к лучшему. Сейчас у спартиатов слишком много проблем, и желающих быть зачисленными в их ряды сыскать сложно. О чём я говорю? Я просто пытаюсь размышлять о делах нашего города, вот, ты гонишься с отрядом за кем-то и ищешь помощи у наших аристократов, у тебя много людей, много забот. Завтра, как говорят, ты отправишься искоренять своих врагов, но, вот, сейчас ты предпочла не заниматься организацией своего нелёгкого похода, а сидишь в нашей таверне, словно ожидая чего-то. Мне кажется, я знаю, почему ты здесь сидишь. Тебе нужны сторонники в городе, кто-то, на кого можно опереться в надвигающемся на нас хаосе, поскольку же ты предпочла наши кварталы богатым домам знати, полагаю, именно в демосе ты видишь такую опору. Я прав?
- Чувствую, что ты умеешь увлекать народ, - не спешила воительница, - заманиваешь своими речами, ведёшь за собой. Кто твой друг?
- Меня зовут Агорократ, - выступил чуть вперёд второй.
- Хорошо, садитесь к нам, разделите трапезу с Зеной из Амфиполя и Габриэль, дорийской славной воительницей, - улыбнулась Зена, - будет, о чём поговорить.
Первое время они говорили о вещах далёких от того, что было на уме, приглядывались друг к другу. Лаконцы вспоминали, что слышали о похождениях воительницы, утверждали, что именно дорийская кровь сделала Габриэль столь целеустремлённой и храброй, Зена же расспрашивала о мастерских и торговле. Потом собеседники постепенно перешли на темы политические, и Ификл повёл речь, словно протянул нить от Рима к Пелопоннесу:
- Дела наших далёких покровителей, как любят говорить местные аристократы, хотя уместнее было бы сказать 'хозяев', но это слишком явно указывает на наше рабство, так вот, дела римлян меня в последнее время весьма интересуют. Смута в Риме не закончилась, я уверен, она ещё явит себя, хотя друзья мои говорят, что между сильнейшими в народе римском установился союз. Однако, я полагаю, что обитатели Италии не слишком отличаются от нас, их государство вовсе не кажется мне сейчас столь прочным и гармоничным, как говорил о нём Полибий, вспомните, хотя бы, эту смуту лет десять назад, люди дерзкие и
