сдерживаться, ударив ему в лицо кулаком и легко свалив. Критяне вскочили, двое из них взялись за трапезные ножи, в этот момент к ним подскочила Каллисто и сразу атаковала, начав с мебели. Она швырнула пару стульев, потом перевернула стол, снеся им, словно щитом, сразу троих, юноша оглушил четвёртого дубинкой. Остальные посетители были немало возмущены таким погромом, однако фессалийка быстро охладила их от поспешных действий, она вскочила на соседний стол и выхватила меч, закричав:
- Сколько баб набилось под одну крышу! Сплошные шлюхи и ни одного мужика! Я думала, что вы смелые пираты, помните доблесть отцов, бороздите моря, не страшась римлян! И где же вы все?! Хоть один из вас осмелится выйти против женщины?!
Они не смеялись, никто. Сила её была столь явной, что критяне, люди весьма суеверные, сразу усомнились в том, что она простая девушка. Однако один всё же решился сказать:
- Не надо всех нас оскорблять. Мы, ведь, можем принять это и на свой счёт, и спросить с тебя за это. Хочешь на мечах биться?
- Не играй со своей смертью. На мечах у тебя нет шансов, - ответила Каллисто. - Я готова облегчить тебе дело. Бери кочергу, я тебя побью и простой дубиной.
Многие рассмеялись, критянин же, которому был брошен вызов, не мог уже отказаться, поэтому решил проучить девчонку. Он взял кочергу, которой орудовал на кухне хозяин таверны, фессалийка же одолжила у Диомеда его дубинку. Посетители сами раздвинули столы, освободив центр, ибо интерес к схватке вспыхнул мгновенно. Её оружие было чуть короче, однако и полегче, она легко раскрутила дубинку так, что дерево загудело, проносясь по воздуху. Юноша крикнул:
- Начинайте!
Критянин атаковал тычковыми ударами, выставив вперёд острый конец кочерги, она легко уходила, ища возможность для мгновенного входа. Левая рука её противника была впереди, сжимая оружие ближе к середине, Каллисто заметила это, и первым взмахом атаковала именно его кисть. Кочерга отскочила в сторону, следующий удар она обрушила уже на голову, раскрутив всё тело, бронзовый шар со свистом рассёк воздух и врезался в висок, критянин рухнул как срубленное дерево. Фессалийка оседлала его, левой рукой придавив оружие, правой же нанесла ещё несколько ударов, послышался треск, словно лопнул орех. Она встала, подхватила кочергу и загнала её в полотно стола так, что остриё показалось снизу, потом сказала:
- Кто ещё желает? Кто-то тут говорил про мечи. Впрочем, он уже ничего не скажет... Может быть, копьё?
- Кто ты? - спросил моряк средних лет, бывший, видимо, капитаном корабля.
- Меня зовут Каллисто. Я та, кто не боится отправиться за славой и богатством, не взирая на римлян и тех ублюдков, что служат им. Я набираю людей для дела, впрочем, здесь я, похоже, ошиблась. Думала, что иду к бесстрашным детям морей, которые столько лет сопротивлялись римскому зверю, но оказалось, что здесь сидят лишь пьяницы и козопасы.
Пираты, как на Крите, так и в других местах, никогда не были просто разбойниками, и она это знала, сознательно дразня их. Они были братством и верили, что сражаются не только ради богатства, но, прежде всего, ради вольной жизни. Быть свободным в мире, скованном римскими цепями, оказывалось немалой роскошью, и лишь немногие могли себе это позволить. Её вид, напоминавшей героев древности, возвращал им призрачную иллюзию надежды, но даже за это они готовы были схватиться, не имея большего.
- Куда ты идёшь? - спросили её.
- Пусть те, кто желают последовать за мной, придут завтра поутру к Кефалу, скале у побережья. Там я поведаю о походе, - ответила фессалийка. - Однако сразу предупреждаю, чтобы те, кто боится встретить смерть, не появлялись там, ибо мы идём по лезвию меча...
На следующий день они вернулись к пещере, в которой жили, около полудня. Они предпочитали уединение здесь, стараясь как можно меньше проводить времени в городках, особенно в последние месяцы, когда началась подготовка к походу. Старого Акрисия, их учителя и бывшего славного воина, не было, он жил в собственном доме стадиях в двадцати от пещеры, и теперь заходил не каждый день. Диомед сказал:
- Ну, вот, ещё девять человек. С учётом сегодняшних, у нас есть сорок пять.
- Этого мало. Нам нужно не меньше семидесяти, - ответила Каллисто. - Нужно будет пройти по городкам на востоке острова. Никогда не устану показывать этот трюк с поединком... Ты видел, как у них изменились лица? Как они все менялись, когда я раскраивала черепа этим ублюдкам? Сколько мы уже прошли этих грязных дыр, таверн, рынков... Обо мне уже шепчутся, я знаю.
- Не удивительно. Они никогда не видели столь сильной девы.
- Я дочь своего отца, и в этом всё. Вся моя сила, весь мой рок.
- Мне всегда не по себе, когда ты одна стоишь против всех них, как было вчера, - взглянул на неё юноша. - Побереглась бы.
- Мечи и кинжалы, направленные на меня, и я стою без защиты, словно обнажённая, - она улыбнулась. - Это возбуждает. Каждый раз. Я готова повторять, ибо это то, что заставляет сердце моё биться, и кровь гореть. Тебе не нравится?
Фессалийка обернулась к нему, упёрлась в него лбом, потом быстро отпрянула, сказав:
- Другого не будет со мной. Жизнь - это война, ты должен сам знать, и мы будем сражаться, пока смерть не похитит. Ты сам пошёл за мной, сам выбрал.
- Я не откажусь от тебя.
- Тогда пойдём и займёмся делом. Мне нужно совершенствовать свои удары, чтобы сразить эту тёмную убийцу, ибо она очень сильна.
В стороне от пещеры у них была оборудована тренировочная площадка с несколькими столбами, на коих висели мешки. Спустя час пришёл и Акрисий, мужчина ещё крепкий, хотя и с обильной сединой в волосах, он не стал их прерывать, просто сел, чтобы посмотреть. Каллисто уже вошла в ритм, она начала с копья, колола и рубила широким наконечником так быстро, что звук многих ударов сливался временами в один. Она была в коротком, грубом хитоне, предназначенном для тяжёлой работы, пот уже сделал её тело блестящим, и Диомед почти не бил, только любовался ей. Наконец, отскочив шагов на пятнадцать, она закончила броском, вогнав копьё в дерево так, что древко долго ещё трепетало.
Потом фессалийка взяла меч, лёгкий иберийский клинок, слегка изогнутый для рубящей работы, и сталь замелькала в бешеном темпе. Акрисий с юношей смотрели и слушали, как свистит меч, старик сказал:
- Смотрю на неё и горжусь. Как же она хороша. Приятно знать, что приложил руку к обучению столь умелого воина, хотя и природа её предназначена к этому.
- Не стой там! Давай, нападай на меня! - крикнула Каллисто. Она сменила своё оружие на учебный деревянный меч, и он принял её вызов, также вооружившись и напав. Однако бой продлился недолго, ибо фессалийка, отклонив удар, сбила юношу с ног и прижала его, занеся клинок. Диомед поднял два пальца, шутливо подражая сдающемуся гладиатору. Ему доводилось бывать в Антиохии, где в местном цирке гладиаторские бои имели большую популярность.
- Не делай так, - сказала она. - Не сдавайся даже играючи. Если идёшь со мной, то принимай правило - победа или смерть...
Вечером они лежали в пещере, на устланных шкурах, из-за жары плащи, которыми обычно покрывались, были отброшены. Костра внутри не разводили, лишь принесённая из города маленькая лампа тлела в углу, немного освещая пространство. Каллисто лежала обнажённой, крутила в руках кинжал, и Диомед не решался к ней подступаться, только смотрел.
- Уже скоро. Это дело стало смыслом всей моей жизни, словно взбираешься на гору, шаг за шагом, и, вот, вершина уже близится, - шептала она.
- Ты веришь в то, что всё получится? - спросил он.
- Отец спас меня из пламени не просто так. У меня есть предназначение, и я смогу его исполнить, смогу повергнуть её, пусть даже бог будет стоять за её спиной.
- Так это правда, что твоим отцом был не человек?
- А ты не знаешь? - повернулась к нему фессалийка.
- Я вижу, что ты не из простых смертных, но ты же никогда об этом не говорила.
