– Может, попьем?
– Нет. Об этом забудь.
Игорь лег поудобнее, вытер носовым платком потную шею и грудь через расстегнутую гимнастерку. От платка сладко запахло одеколоном, далекой благоустроенной жизнью.
– У меня судьба другая. Я видел все: и море, и скалы, и корабли. Отец работает начальником строительного управления. Дома бывал только по вечерам. Но когда получал отпуск, закатывали мы всей семьей в Крым или на Кавказ. Если бы ты знал, как там красиво! Все твои картинки базарных фотографов бледнеют перед той природой.
– Я ни разу не видел моря.
– Море - это вода без конца, без края. Голубая, зеленоватая, блестящая и ласковая. Она соленая, но я бы ее пил сейчас, не обратил внимания на горечь. Я бы черпал ее прямо руками. Глотал бы и обливался. Бросился бы в нее вниз головой. Лег на дно и пил, пил.
Панаев легонько толкнул Игоря в бок:
– Не заговаривайся. Давай дальше. Про жизнь.
Яновский замолчал. Он еще некоторое время мысленно наслаждался видениями моря и затем, вздохнув, продолжал:
– Был у нас хороший дом. Сад. Семья небольшая - мать, отец и я. У каждого своя комната. Утром выйдешь на веранду. Прохладно. Даже озноб пробежит. Вдоль всей террасы - сирень. Рукой проведешь по листьям - и станет рука мокрая от росы. Росы было так много, если ее собрать, можно бы напиться. Панаев опять толкнул соседа.
– Жили мы дружно. Отец и мать очень любят меня. Я для них - все. Если я погибну здесь, мать не выживет, да и отец недолго протянет. Я с ужасом думаю, что будет, когда они получат известие о моей смерти. - Голос Игоря пресекся. Он остановился, судорожно сглотнул и заплакал.
– Ну брось. Подожди. Рано еще убиваться, - успокаивал его Василий. - Мы обязательно выберемся.
Яновский вытер глаза рукавом. Молча лежал, устремив влажные глаза в палатку над головой.
– Слушай, а девушка у тебя была? - спросил Панаев, желая сменить тему.
– Была.
– Хорошая?
– Хорошая.
– А как ее звали?
– Мы с тобой говорим, как о покойниках, - грустно сказал Игорь, - в прошедшем времени. Почему звали? Почему была? Она и сейчас есть. Ее зовут Ася. Сидит в эту минуту на лекции в институте и не подозревает, что я загибаюсь в пустыне. Если бы ты знал, какая у нее фигура! Она гимнастка. Художественной гимнастикой занимается. По второму разряду работает. Мы с ней в одном обществе были. В «Буревестнике». На стадионе и встречались. Пойдем, бывало, после тренировки в душ. Женский от мужского фанерной стенкой отделен. Купаемся и постукиваем друг другу: «Ты как?» - «Я закругляюсь». - «И я сейчас». А вода бьет струями, прямыми, как струны. Льется в глаза, в рот, в уши. И почему я ее тогда не пил? Отфыркивался. Плевался. Ах, сейчас бы хоть ту, что текла из-под ног и считалась грязной. Я бы ее даже отстаивать не стал. Я бы…
– Опять? - остановил Панаев.
Яновский затих.
Когда разговор прерывался, зной становился невыносимым. Он заставлял думать только о себе. Он выжимал остатки влаги из тела. Они выходили уже не потом, а какой-то липкой эмульсией. Мысли блуждали вокруг одного - пить! Солдаты почти не думали об опасности, о том, что они погибают. Жажда вытеснила все. Не о смерти, а о воде кричал измученный организм.
В шесть часов вечера оба были почти без памяти. По расчету Панаева, подошло время смочить рот глоточком воды. Расслабленный и обессилевший, он знал, что не сможет оказать сопротивления Игорю, если тот, обезумев от жажды, кинется отнимать флягу.
Василий решил поэтому выпить свою порцию первым. У него даже в мыслях не было глотнуть лишнего. Но как сделать этот глоток незаметно? Если увидит Яновский, он непременно подумает, что Василий допивает воду украдкой. Панаев посмотрел на соседа - Игорь дремал. Осторожно отодвинувшись, Василий повернулся на бок. Отцепил флягу. Налил в крышку воды, стараясь, чтобы она не булькала. Дрожащей рукой поднес крышечку ко рту и вылил содержимое на сухой язык. Вода, будто чудодейственный бальзам, смягчила пересохшую гортань. Василий лег на спину. Он испытывал блаженство от выпитого глотка. Но этот же глоток напомнил, что воды почти не осталось и без нее скоро придет конец.
Панаев наполнил крышечку вновь. Продолжая лежать, вытянул руку из палатки и поставил крышку на землю. Вдавил ее немного в песок, чтобы она не опрокинулась. Потом накрыл панамой. После этого он достал носовой платок, заткнул им горлышко фляги и, не двигаясь, лежа в прежнем положении, стал одной рукой разгребать ямку. В ямку он поставил флягу, засыпал ее песком и тщательно заровнял это место.
Василий посмотрел на часы. Шел седьмой час. Жара спала. Вечерело.
– Пора собираться, - сказал он и выполз наружу.
Все было ярко освещено. Солнце, как догорающий уголь, лежало у горизонта красное, но уже не жгло. Барханы, освещенные закатом, были пурпурные около солнца, а дальше - алые. От них, струясь, поднимался нагретый воздух. Его было видно. Он дрожал, как над расплавленным металлом.
Панаев с трудом стоял на ногах. Его пошатывало. За день тело размякло от жары, стало как пластилин. Игорь тоже выполз из-под накидки. Выпрямился, еле устоял на ногах. Он осунулся еще больше. От прежней красоты не осталось и следа: серое, обросшее щетиной лицо, потрескавшиеся губы, мутные, медлительные глаза. Он был похож на окопного солдата первой мировой войны, который несколько лет голодал и кормил вшей в траншеях. А ведь прошло всего двое суток!
– Попей, - сказал Василий.
Игорь медленно перевел глаза на товарища. Он даже не среагировал на это слово.
– Под панамой стоит твоя порция. - Панаев слабо качнул рукой в сторону панамы.
Игорь пошел на спеша. Поднял головной убор. Взял двумя пальцами крышку и осторожно выпил воду. Он со свистом высосал все до последней капли.
– Кончилась? - спросил он Василия немного погодя.
Панаев посмотрел на него. Он был несколько озадачен безразличием Яновского. «Притворяется, чтобы застать врасплох, или по-настоящему охватила апатия?»
– Давай собираться, - сказал Панаев, не отвечая на вопрос.
Он подошел к палатке и стал скручивать ее.
– Вода кончилась или ты ее выпил? - спросил угрожающе Яновский.
«Притворяется», - окончательно решил Василий и спокойно ответил:
– Вода еще есть. Раза на два хватит.
В тот момент, когда Панаев нагнулся над вещевым мешком, в него мгновенно вцепились крепкие пальцы Игоря. Он повалил его на спину и быстро ощупал пояс.
Панаев не сопротивлялся. Да у него и не было сил на это. А по хватке Яновского он понял: Игорь еще силен, у него больше шансов выбраться из пустыни. Василий с горечью подумал в эту минуту: «Конечно, рос на маменькиных харчах, не то что я - на баланде».
Игорь, не обнаружив флягу на ремне, уставился на Василия сумасшедшими глазами:
– Выпил, гад? Все сам выжрал?
Он уже замахнулся, чтобы ударить Панаева по лицу, когда тот спокойно сказал:
– Вода цела.
Кулак замер в воздухе.
– Где она? - Яновский схватил Панаева за гимнастерку на груди и тряхнул: - Где?
«Да, он выйдет из песков, а я не дотяну», - грустно подумал Панаев, завидуя силе Яновского.
– Дай воду. Теперь я буду носить! - прохрипел Игорь.
Василий даже попытался улыбнуться.
– Отдай, - еще раз потребовал Яновский.
Вдруг Панаев решительно сел. Уверенным движением отвел руки Яновского. Тот стоял перед ним на коленях, а Панаев сидел, вытянув руки за спиной, как подпорки. Глядя Игорю прямо в глаза, сказал:
