— Ты запомни, на что жал, — советовали однокурсники, — пригодится.
Только запомнить этой удивительной кнопки я так не смог.
24
Я все обижался: других зовут на званые обеды, а меня нет.
И вдруг на тебе, пригласили.
— У нас вечером дома парти будет, — сказал мне Крис. — Я тебя приглашаю.
— Спасибо, — говорю. — А кто еще из гостей будет?
— Никого. Зачем кто-то еще? Нам и тебя хватит. Только ты скажи, что ты кушать любишь?
— Ты, — говорю, — Крис, не обижайся, только я — вегетарианец.
— То-то я гляжу — худой.
— Точно. Мяса не ем. Но молоко пью. А еще люблю брынзу.
— Так я тебе макароны с сыром сделаю. Будешь макароны с сыром?
— Ну что ж, — говорю. — Буду.
— Подходи часов в шесть прямо сюда. Отсюда на обед и поедем.
Для такого события хотелось приодеться. Надеть костюм или хотя бы пиджак. Я вспомнил, что пиджак есть у Томи.
— Томи, — сказал я. — у тебя, кажется, пиджак есть?
— Почему «кажется»? Есть пиджак.
— Дай на вечер, меня тут на обед пригласили, надо бы выглядеть прилично.
— Не могу. Сегодня пиджак Наянго одевает. Он раньше тебя попросил.
— Ему зачем?
— Сегодня будут того фальшивого нигерийца судить, а Наянго хочет поддержать человека в трудную минуту.
— Ладно, — думаю, — если такое дело. Пойду без пиджака.
Без пяти шесть я подошел к Птичьему отделу.
А через пять минут вышел Крис.
На нем был старый свитер с узором из разноцветных треугольников и залатанные джинсы с махрами. Он был похож на сказочного великана, который ушел в хиппи.
Крис ел бутерброд с творогом.
— Перекусываю, — сказал он, подойдя, — могу поделиться.
— Я лучше обеда подожду.
— Правильно, не перебивай аппетит. Сейчас уже поедем. Только бутерброд доем.
— На чем же поедем?
— Да на машине. На моем «Жигуле».
Удивительно было услышать здесь такие русские слова. Но еще удивительнее было ехать на «Жигулях» по английским ландшафтам.
Родной запах клея и дерматина никак не совпадал с тем, что виднелось за окном. Органы зрения утверждали, что я за границей. Чувство обоняния настаивало на том, что я все-таки дома.
Чтобы отвлечься от этого внутреннего конфликта, я стал смотреть, как Крис рулит и жмет на педали. Но зрелище это было страшноватое.
Крис заполнял собой маленький салон «Жигулей» настолько, что было непонятно, где его рука, а где ручка переключения скоростей. Его сидение было опущено до самого пола, и все же он упирался головой в потолок, проминая дерматиновую обтяжку.
Зеркал заднего вида Крис не видел. Их закрывали колени.
На поворотах правый локоть Криса проплывал перед моим носом, и мне приходилось отклоняться на спинку.
— Как машина? — спросил я, когда мы выехали на прямой участок шоссе.
— Машина ездит, — ответил Крис, — вот что главное. А большего и не нужно.
В этот момент за окнами появились многоэтажные жилые здания. Локоть еще раз проплыл перед моим лицом, мы повернули и остановились.
Я вышел из машины сразу, а Крис еще с минуту возился в салоне. Наверное, разбирал, где руки, а где дверные ручки.
По широкой лестнице мы поднялись на третий этаж. Пролеты и площадки были чистыми. Штукатурка не облупливалась, не было черных жженых пятен от спичек. Все лампочки были на месте.
Приятно жить в таком доме.
На площадке третьего этажа было всего две двери.
— Квартиры многокомнатные, — понял я. — С удобствами.
Крис позвонил в дверь слева, и из нее тут же вышла жена Криса — Линда, похожая на киноактрису Инну Чурикову.
Интересно было посмотреть, как живут люди в другой стране. В коридоре имелось несколько дверей, и, что примечательно, — лестница, которая вела на следующий этаж.
— Я пойду переоденусь, а ты пока располагайся, — сказал Крис и поднялся по лестнице наверх.
Размеры многокомнатности и удобств превзошли все мои ожидания.
Из кухни раздавался железный и фарфоровый стук. Это Линда раскладывала по тарелкам макароны с сыром.
Я стал располагаться — снял кроссовки, прошел в гостиную и сел на диван. Кроме дивана здесь был невысокий шкафчик типа «секретер», три стула и треугольный стол. На полу лежал красный ковер с индонезийским узором.
Окно в гостиной было одно, зато чуть ли не во всю стену. За окном пролетали чайки и шевелились голые вершины дубов.
Тут в комнату вошел Крис. На нем снова был свитер с треугольничками, но новее, а джинсы — без заплат. В руках он держал тапочки.
— Ну, как тебе у нас? — спросил Крис и кинул тапочки на ковер передо мной.
— Нравится, — сказал я, обуваясь — Есть ощущение уюта. Только не пойму, зачем треугольный стол?
— Так ведь три человека обедать будут.
— Ну, а вдруг четвертый придет? Неожиданно.
— А мы тогда квадратный стол принесем. Из кухни. А наверху у нас еще один есть. Пятиугольный.
Крис постелил на стол специальную треугольную скатерть и принес из кухни тарелки с обедом. За ним шла Линда с вилками.
Мы расселись перед тарелками, но хозяева пока вилок не брали. Минуту мы сидели в молчании, будто перед дальней дорогой.
— Ну, — наконец сказал Крис, — с Богом!
За едой я начал было что-то рассказывать, но Крис так задвигал бровями, что я сразу же умолк. Разговаривать во время обеда тут было не принято.
Через десять минут в наших тарелках не осталось ничего кроме масла. Если бы я был дома, я бы, конечно, отломил ломоть хлеба и прошелся им по тарелке. Но здесь приходилось смириться с мыслью, что добро пропадет зря.
— Ну, поели! — сказал Крис. — Так, что ты там говорил?
Смутившись, я стал рассказывать какой-то бородатый анекдот. Но Крису и Линде он неожиданно понравился. Они, в свою очередь, описали свою недавнюю поездку на индонезийский остров Бали.
— А-то с балийскими скворцами работаем, а о Бали ничего не знаем, — смеялся Крис.
Мы посмотрели фотографии, которые изображали Криса и Линду сидящими на слоне, стоящими у подножья вулкана и плывущими на паруснике.
