От этого места веяло чем-то таинственным и даже тревожным. Я не мог оторвать от него взгляд.
Спустя некоторое время рядом послышался какой-то шум. Я повернул голову и увидел в окне соседнего дома старуху. Она смотрела на меня с тем жадным любопытством, с которым провинциалы гоняются за всем необычным. Вот старуха улыбнулась.
— Никого нет, — сказала она.
Я пошел к ней. Это была очень старая женщина. Во рту спереди торчал последний зуб, и от этого она сильно походила на карикатуры из «Тарелки или масла».
— Вы ищете мадемуазель Ренар?
— Гм… да.
— Она уехала. Почти месяц назад.
— А вы… вы не знаете, где она?
— Знаю, — спокойно ответила старуха, — она в Испании.
Я чуть не хлопнулся в обморок.
Старуха заметила, как я удивлен, и от этого прямо вся расцвела.
— Зайдите, — предложила она.
Я толкнул калитку. Старуха ждала меня на пороге.
— Вы ее друг?
— Нет… Я… Я из отдела по социальному обеспечению. Хотел навести кое-какие справки об ее ребенке.
— А-а…
Старуха, похоже, была чуть разочарована.
— Она одна уехала в Испанию?
— Нет, с малышом и со стариком вместе!
Я даже вздрогнул.
— Со стариком?
— Соседка буквально наслаждалась. Даже облизывалась от удовольствия.
— Ну да, с Бридоном… Со старым Бридоном. А вы что, о нем не слыхали? Ну как же, консервы «Бридон», помните? Сейчас-то в деле его сын…
Все эти сплетни она знала наизусть и теперь с радостью готовилась пересказать их новому слушателю.
— Вы не здешний?
— Нет, я из Парижа.
— Ага, ну тогда понятно. Так я вам расскажу…
Да, пусть расскажет! Я хотел знать. Нужно было опуститься до самого дна. Ведь я знал теперь наверняка: то, что она расскажет, будет не слишком привлекательным.
Самым невыносимым, конечно, было узнавать все это из уст такой старой сплетницы, для которой жизнь Марианны была только поводом для пересудов.
— Она рано потеряла отца… Он служил в отделе регистрации. Уважаемая такая была семья, поверьте…
Я весь кипел, но надо было терпеть. Она ничего не скрывала. Мне оставалось выбрать — узнать все или ничего.
— Когда он умер, Марианна была еще девочкой. Мать ее обеднела… И потом, алкоголь, знаете… Она напивалась, а прикидывалась порядочной женщиной. Хотя каждый вечер валялась без памяти, и бедной девочке приходилось все по дому делать самой.
Неспроста я догадывался о какой-то трагедии по тоске во взгляде Марианны! И, странное дело, по мере того, как беззубая соседка вела свой рассказ, у меня появлялось ощущение, что такую историю я уже где-то слышал. Я вспоминал о портрете Марианны у меня в багажнике и теперь понимал, что все это сказал мне ее взгляд.
— У нее был любовник, старый Бридон… Настоящая свинья! Такой порочный, и вообще… Жуткие сцены они устраивали, когда она напивалась, и все это на глазах ребенка… Ведь мамаша Ренар его не любила, да только он их содержал… Как-то ночью у нее случился приступ этого… погодите, забыла, как называется…
— Белой горячки, — пробормотал я.
Соседка взглянула на меня с уважением.
— Да-да, это самое… Альбертина, это так звали мать Марианны, выбросилась из того окна, видите?
Узловатый палец указал на оконный переплет в доме напротив.
— Утром ее нашли на тротуаре… Она еще была жива… Но потом умерла в больнице… А старый Бридон все приходил сюда. И взял в любовницы девчонку… Хотите верьте, хотите нет, но он ей даже ребенка сделал! В ее-то возрасте! Марианна больше почти никуда не ходила, ну, только за покупками. Я ее иногда встречала. А он-то терпеть не мог, если ее не оказывалось дома, когда он приходил. И бил даже… Я слышала крики… Все хотела позвонить в полицию… Да только ведь, знаете… В таких маленьких городках вмешаешься, а потом это обернется против тебя же… У бедняжки Марианны была только скрипка… Она всегда играла… Наверное, даже за малышом не ухаживала… Он был как маленький зверек, никогда не выходил за ограду…
Старуха умолкла.
— Вы плачете? — удивилась она.
— Есть от чего…
— Да-да… Когда я встречалась с Марианной и говорила с ней о старике, она всегда отвечала, что он, мол, скоро увезет ее в Испанию. Только об этом и мечтала… Прямо как наваждение…
Я в конце концов решился спросить:
— А вам не казалось, что она… ну не совсем нормальная?
— Как это?
Вместо ответа я покрутил пальцем у виска.
— Ах, вот оно что!
Она задумалась. Наверное, такой вопрос ей задавали впервые.
— Может, и так. Она была такая грустная, что, глядя на нее, плакать хотелось, добрый вы мой… Тихо так разговаривала, даже лицо не двигалось. У меня прямо сердце разрывалось…
— А потом?
— С месяц назад утром пришел молочник. Мы же здесь на отшибе живем, вот молочник и ездит… Она сказала, что не возьмет молока, потому что уезжает в Испанию. Я спросила ее просто так, для разговору, одна ли она уезжает, а она ответила — нет, вместе с Бридоном и ребенком.
— А потом?
— Потом я ее больше не видела. Когда встала утром на следующий день, все у них и в самом деле было на запоре.
Теперь я знал. Правда оказалась настолько печальной, что я даже и предположить не мог. В жизни не слышал истории ужаснее и мрачнее. И так жила женщина, которую я любил.
Я почувствовал, что очень устал. Ощущение усталости возникло внезапно. Я понял, что не могу больше выспрашивать у прохожих о прошлом Марианны.
— Уже уходите?
— Пора…
Напоследок я остановился у проржавевшей решетки. Удивительная тишина царила над заброшенным садом. Я надавил на калитку. Она поддалась. Кинул взгляд на домик старухи. У окна ее не было. Она проводила меня до ограды, а обратно, видно, еле тащилась, вот и не успела еще добраться до своего наблюдательного поста.
Тогда я откинул крючок и вошел в сад.
