заточить принца в его же покоях, приставив надежную стражу. Но явился Эйтор, названный брат Эрвина, воспитывавшийся в доме короля едва ли не с младенчества, и поведал принцу, что его возлюбленную по приказу государя хотят едва ли не продать в рабство.
Не помня себя, Эрвин вырвался из дворца, по пути без малейшей жалости прикончив нескольких воинов, ставших на его пути к свободе. Но он лишь потом узнал, что оказался марионеткой в руках хитрого брата, прибежавшего к королю, стоило только принцу покинуть дворец. И Хальвин, охваченный яростью, бросился в погоню, желая наказать строптивого сына, а тот, среди ночи явившись в дом Хельмы, увез ее в святилище, дабы сочетаться с девушкой браком, совершив обряд, освященный самим временем.
Они не успели, и в последний миг Хальвин, сопровождаемый отрядом преданных ему воинов и ненавистным Эйтором, ворвался в храм. Лорд Кайлус едва сдерживал дрожь, когда Эрвин ровным голосом, в котором уже не было слышно ни намека на обычные человеческие чувства, поведал о том, как погибли сопровождавшие его дворяне, такие же, как и сам принц, юнцы, убедившие себя, что верность Эрвину для них превыше верности самому королю. Рассказал наследник короны Альфиона и о смерти своей возлюбленной, убитой рукой самого Хальвина, и о своем отрешении от престола, и теперь, завершив мрачное повествование, ждал от лорда помощи, за которой и явился в его жилище, с самого начала не сомневаясь, что здесь получит ее.
- Эйтор предал меня. Из-за него я лишился в одну ночь всего, что имел, - мрачно произнес принц. - И подлец заплатит за это, клянусь памятью предков!
Тогда впервые Кайлус заглянул в глаза своему нежданному гостю и содрогнулся, ибо в этих глазах не было жизни. Лишь одного этого взгляда было довольно, чтобы понять - тот Эрвин, которого прежде знал молодой лорд, умер, исчез, растворившись в кошмаре той страшной ночи. А на смену ему вилось нечто, являвшее собой не менее, чем воплощенную ненависть.
Несмотря на то, что лорд был заметно старше принца, они часто вместе проводили время, развлекаясь охотой в окрестностях столицы, а порой наследник престола являлся в гости к самому Кайлусу. Они часами могли носиться верхом на горячих скакунах по полям и лесам, наслаждаясь скачкой, меткой пущенной стрелой или точным ударом копья, а потом до хрипоты спорить, чей выстрел или удар был точнее и сильнее.
В каждом слове, каждом жесте юного Эрвина сквозила такая жажда жизни, такая радость, что порой Кайлус просто завидовал своему приятелю, еще не успевшему пресытиться этим существованием. Но теперь все это исчезло, словно из принца вынули душу, заставив каким-то непостижимым образом двигаться его тело, мертвую оболочку из остывшей плоти.
- Мой батюшка безумен, и я даже не виню его, - глухо вымолвил принц. - Но Эйтор, он ответит за свою измену. Он задолжал мне, и я взыщу с него этот долг. Взыщу кровью!
Принц, со всем почтением доставленный в замок, лежал поверх белоснежного покрывала на широкой кровати под парчовым балдахином. А у изголовья его, точно заботливая сиделка, устроился сам хозяин замка, прогнав прочь всю прислугу, ибо понимал, что предстоящая беседа не должна коснуться чужих ушей.
- Ваше высочество, вам следует быть благоразумным, - попытался успокоить своего гостя Кайлус. - Вы сейчас слабы и можете не отдавать себе отчета в собственных словах и поступках, но все же стоит взять себя в руки.
- Не называй меня этим титулом, ибо отныне я больше не в праве наследовать трон Альфиона, - устало оборвал лорда Эрвин, невидящим взглядом уставивший в потолок, нависавший над ложем, точно свод пещеры. - Вот все, что у меня осталось от той жизни, единственное напоминание о том, кем я был рожден, - и он выпростал из-под одеяла руку, поднеся ее к лицу лорда. На среднем пальце тускло сверкнул массивный золотой перстень-печатка, на котором невероятно четко была выгравирована голова вепря, герб королевского рода, ставший с годами гербом всего Альфиона.
- Кольцо Гайлена, - с придыханием произнес Кайлус, не отводя глаз от печатки. - Не менее значимый символ, чем даже корона.
- К демонам, - гневно вскричал принц и, сорвав с пальца перстень, зашвырнул его в дальний угол. - Что мне с этой побрякушки? Я больше не в праве носить его!
- Не стоит разбрасываться вещами, которым уже больше полутора веков, - покачал головой лорд, проследив за тонко звякнувшим о стену кольцом. - Он еще может вам пригодиться, этот перстень, что король Гайлен выиграл у какого-то бродячего волшебника в карты.
- В кости, - усмехнулся Эрвин, в котором в этот миг уже не было и следа назревавшего припадка безумия. - Гайлен выиграл его в кости. Говорят, в этой вещи заключено какое-то волшебство. Я точно знаю, что к руке, на которую надет этот перстень, не посмеет прикоснуться пламя.
- Дело здесь не в чародействе, не так ли? Ведь это кольцо передается от отца к сыну в королевском роду Альфиона уже сто пятьдесят лет, и его носит тот, кому предначертано наследовать и престол. И пока кольцо Гайлена у вас, мой принц, никто не усомнится в вашем праве на корону. Все еще может измениться, господин, просто нужно ждать и слушать при этом голос разума, а не свои чувства. Будьте хладнокровны, сдержаны, и вы еще будете торжествовать победу!
- Не для того, чтобы слушать твои увещевания, я пришел сюда, едва не испустив дух на пороге твоего дома, - вздохнул принц Эрвин. - Но, ты прав, я еще жив, и могу надеяться на победу, ведь на моей стороне - правда, законы предков, освященные самим Временем. Но для того, чтобы бороться, я слаб, и нуждаюсь в тех, кто подставит мне свое плечо. Прежде ты был верен мне, Кайлус, тебя, одного из немногих, я мог назвать своим другом. Так скажи мне, лорд, так ли предан ты мне и ныне, как в былые времена?
Принц, наконец, повернулся к Кайлусу, пронзив того насквозь ледяным взглядом голодного хищника. И лорд, не выдержав этого, отвел глаза, чувствуя внезапно охвативший его страх.
Тот, кто ныне растянулся на просторном ложе, только внешне казался юношей, но то была лишь маска, за которой скрывалось чудовищно сильное создание, все существование которого было подчинено мести. Глупец Хальвин своими руками пробудил того монстра, который дремал в глубине души его сына, и Кайлус не сомневался, что король еще успеет пожалеть об этом.
- Я верен вам, как прежде, ваше высочество, - без тени сомнений произнес Кайлус, приняв в этот миг окончательное решение. - И для меня вы по-прежнему наследник Альфиона, ибо ни у кого во всем королевстве нет больших прав на престол.
- Тогда яви мне свою покорность, как должно верному вассалу, - потребовал принц. - Я намерен отомстить предателю, поправшему братские узы во имя жажды власти. Эйтор должен умереть, как и любой, кто посмеет стать рядом с ним. Невозможно вернуть умерших, ибо это во власти лишь богов, но не нас, смертных. Но никто не смеет лишить меня права на престол, никто не может разом изменить законы, оставленные нам предками. Нельзя вновь обрести утраченную любовь, и с этим горем мне предстоит прожить многие годы, столько, сколько отмерено мне Судией. Но я намерен вернуть принадлежащее мне по праву, отомстив предателю, - решительно произнес юноша. - И ты, Кайлус, должен помочь мне в этом. Собери армию, призови своих вассалов и слуг, и мы вместе поведем их на Фальхейн. И если мы победим, то, клянусь, ты станешь вторым человеком в королевстве, нет, - помотал головой Эрвин. - Ты станешь равным мне, равным владыке Альфиона. Итак, друг мой, готов ли ты помочь мне восстановить попранную справедливость?
В тот миг лорд Кайлус счел появление в своем замке изгнанного принца подарком небес, ключом к заветной власти, могуществу и богатству, о которых не мог и мечтать один из многих дворян королевства. Обретя немалое влияние лишь благодаря тому, что родился сыном не полунищего серва, и благородного лорда, Кайлус, хоть и не признавался в этом никому, тяготился мыслью о том, что всем, что имел, был обязан своим предкам, сам же не совершив еще ничего стоящего.
И вот на пороге замка появляется принц, исполненный праведного гнева, жаждущий мести и готовый дать любому, кто поддержит его, все, чего только можно было пожелать. Наверное, иной дворянин, не мешкая, созвал бы своих вассалов, собрал войско и выступил в поход. И Кайлус не сомневался, что Эрвин способен победить. Кто-то иной увидел бы изможденного, охваченного горем юнца, молодой лорд же видел вождя, которому его горе, его страдания лишь придавали силы, позволяя исполнить то, что не смог бы сделать никто другой, руководствуясь только велением разума.
И все же старый лорд, умирая, передал Кайлусу не только свои земли и подданных, но и мудрость прожитых лет, заставив наследника сперва обдумывать каждый шаг, и лишь затем совершать его. А потому,
