подсказали, или сами Боги, древние хранители этой земли явили свои откровения, приподняв завесы грядущего, путник не сказал, а Рольдо не осмелился переспрашивать. Циркач понял уже, что встретил на тракте не простого бродягу. Но старый жонглер твердо усвоил, что иногда чужие тайны лучше не знать, и даже задумываться о них порой бывает опасно.
Тела силача, павшего в неравном бою, как истинный воин, и старой гадалки, ценой своей жизни защищавшей юную Марию, как и советовал Дилан, закопали в неглубокие могилы прямо у дороги, и путник сам отыскал пару камней, водрузив их на невысокие холмики, словно надгробия. Больших почестей воздать своим усопшим товарищам Рольдо не мог, но и этого казалось достаточно, ведь разбойников просто оттащили с дороги в овраг, и тем ограничились.
- Вы избрали неверный путь, - вымолвил Дилан, несколько мгновений постояв над трупами грабителей. Иной, возможно, обшарил бы их с ног до головы, не погнушавшись ни ножиком, ни завалявшейся в кармане медной монеткой. Но циркачи и их попутчик не были привычны к извечным законам войны, а потому оставил всю добычу для тех, кто пройдет этой дорогой после них. - Ваша жизнь, как и ваша смерть, не сделают чести тому, кто зовется мужчиной. А ведь этому краю, быть может, вскоре понадобится каждый меч, и каждый, кто способен поднять оружие, будет здесь на вес золота. Что ж, вы сделали свой выбор, так покойтесь с миром, и да будет Судия справедлив к вам!
Вместе они проехали еще с десяток миль, и все это время почти не разговаривали. Каждый по-своему переживал случившееся, тягостно вздыхая, как Рольдо, или, подобно Винченте, в ярости скрежеща зубами. Одна только Мария, к радости своего брата и старика-жонглера вернувшаяся из леса в сопровождении Дилана, целая и невредимая, если, конечно, не считать изодранное в клочья платье, уснула, свернувшись калачиком на лежанке. Должно быть, страх и переживания оказались слишком сильны для нее, и сознание милосердно угасло, чем, без сомнения, способствовал и сам Дилан, напоивший девчонку каким-то отваром из трав, раздобытых у самих циркачей. Рольдо, наблюдая, как их попутчик готовит какое-то зелье, даже и представить не мог, что из обычных приправ можно сделать целебное снадобье.
Расстались они, не доезжая мили до небольшого поселка, над которым вился дымок из печных труб и стоял звон железа, доносившийся из кузницы. Некоторое время Рольдо и Дилан просто стояли лицом к лицу, словно не могли подобрать на прощание нужные слова.
- Спасибо тебе за все, - произнес циркач. - Мы обязаны тебе жизнью, ведь иначе и меня, и Винченте давно уже прирезали бы грабители, и та же участь постигла бы Марию. Без тебя мы ни за что бы не отбились от них, и я не знаю, как отблагодарить тебя, Дилан.
- Если хочешь сделать что-то для меня, то просто дай слово, что вы будете беречь Марию, - ответил путник. - У нее кроме тебя и Винченте нет никого, так что не оставляйте девчонку. Ей ведь нужен дом, нужна семья, те, о ком она сможет заботиться, кто сам будет заботиться о ней.
- Мы ее не бросим, - кивнул Рольдо. - Что бы ни случилось, я не оставлю ее, пока жив.
- Вот и славно, - усмехнулся Дилан. - Тогда езжайте своей дорогой, туда, где не нужно бояться затаившихся врагов, где нет нужды разгуливать с заряженным арбалетом. А меня ждет свой путь. Прощай, Рольдо, и да будет твоя дорога ровной.
Он все тем же широким пружинистым шагом двинулся к поселку, на окраине которого уже рассмотрел постоялый двор, вряд ли отличавшийся роскошью, но способный дать все, что нужно непритязательному путнику, который провел в странствиях много дней.
- Дилан, - крикнул вослед путнику Рольдо. Тот остановился, обернувшись к циркачу. - Дилан, я не знаю, какое дело привело тебя в эти края, но хочу верить, что благое, ведь ты не похож на подлеца. И, что бы это ни было, пусть тебя ждет удача. Прощай!
Дилан вновь усмехнулся, взмахну рукой, и, больше не оглядываясь, пошел к селению, зная, что не задержится там. Его цель была далеко, даже сам путник не знал, насколько далеко. Но он не сомневался, что отыщет ее, ибо всегда исполнял задуманное, как бы сложно это ни было.
А Рольдо, взобравшись на козлы, развернул повозку на закат. До границы с Келотом было не больше пяти дней, а там, надеялся циркач, их ждет новая жизнь. Впервые за многие годы скитаний Рольдо подумал о том, что не плохо было бы обзавестись собственным домом, который он легко согласился бы делить со своими товарищами, давно ставшими ему почти детьми.
Глава 5 Попутчики
Тракт, что соединял столицу Альфиона и расположенные возле самой южной границы этого королевства серебряные рудники, в прежние времена был весьма оживленным, и напоминание об этом еще сохранялось в тех краях. Здесь было гораздо больше трактиров и постоялых дворов, готовых дать приют утомленным дальней дорогой странникам, хотя в последние годы странников этих становилось все меньше. Однако дорога вовсе не была безжизненной, а потому всадники, мчавшиеся на юг и на север, или крестьяне, правившие неказистыми повозками, упрямо катившимися куда-то, подпрыгивая на ухабах, провожали взглядами одинокого путника, уверенно двигавшегося на север, туда, где скрывался за лесами и холмами величественный и шумный Фальхейн.
Те земли, через которые он шел, принадлежали могущественному лорду Кайлусу, дружинники которого строго следили за порядком на тракте, а потому здесь можно было не бояться разбойников, обходивших удел грозного лорда десятой дорогой. Но путник все же был вооружен, как и большинство тех, кто покидал свой дом, выбираясь на тракт. В руках он держал копье, на которое опирался, словно это был посох, а на поясе странника висел тяжелый боевой нож.
Возможно, здесь оружие и могло показаться лишней обузой, но только здесь. Путник явился с востока, со стороны вечно подернутых дымкой Олгалорских гор, а всякий в Альфионе знал, что в том краю к чужакам относятся не слишком приветливо. Хотя так было всюду, и трактирщики не отказывались обмануть чужеземных постояльцев на пару монет, а разбойники, народ более простой и прямодушный, предпочитали, не особо церемонясь, просто резать им глотки, благо, некому было хватиться гостя издалека.
На него смотрели с неодобрением, подозрением, а порой и с явным страхом. Хозяева постоялых дворов, куда этот путник порой заглядывал, ворчали себе под нос, но связываться с казавшимся весьма опасным бродягой не решались, хоть и не выказывали особого радушия. И было бы с чего, ведь этот человек ничего не покупал, не останавливался на ночлег, но задавал странные вопросы и явно был уверен, что получит на них правдивые ответы.
- Проклятые чужеземцы, - бросали ему в спину трактирщики, находя взглядом верных вышибал, готовых избавиться от неудобного постояльца. - Приехали демон ведает откуда, и ходят тут, как хозяева!
Действительно, этот человек был чужим здесь, отличаясь от коренных обитателей Альфиона и цветом кожи, и сложением и говором. Слова, которые он порой произносил, были сказаны на вполне понятном наречии - как-никак, весь Север вплоть до эльфийских лесов изъяснялся на эссарском языке вот уже лет пятьсот, - но с жутким акцентом. Одним словом, странный был тип.
А он упорно не желал замечать неприязненные взгляды, неутомимо шагая вперед и только вперед, точно куда-то спешил. Раз он замер на перекрестке двух дорог, опустившись на корточки и рассматривая следы, оставленные конскими копытами.
Вот как, - протянул путник. - Значит, вас теперь больше? Что ж, это ничего не изменит. Вы знаете, что сделали, а я знаю, что вам больше нет места на этом свете. - И он двинулся дальше, шагая еще быстрее, чем прежде.
Все же путник не был уверен в том, верную ли дорогу выбрал, а потому часто спрашивал прохожих или жителей окрестных селений. Кругом было полно всякого люда, умеющего видеть и слышать, и способного говорить, хотя и не всегда жалеющего делать это.
- Скажи, друг, - обратился путник к молодому парню, яростно размахивавшему косой на поле близь тракта. - Не видел ли ты недавно всадников? Их было много, возможно, два десятка или даже больше, и среди них мог быть невысокий человечек, неприметный, не носящий оружия.
Крестьянин задумал, точнее, сделал вид, что вспоминает, разглядывая своего странного собеседника.
