Ты помнишь, товарищ… Воспоминания о Михаиле Светлове

Хоть я и не ношу вериги,
Но все ж худею без конца,
И уловил художник Игин
Последние черты лица.

М. Светлов 21. 1. 60 г.

Иронически усмехается Светлов и в подписи к шаржу, сделанному в день его шестидесятилетия:

Твоею кистью я отмечен,
Спасибо, рыцарь красоты,
За то, что изувековечил
Мои небесные черты.

А вот несколько эпиграмм, написанных другими авторами.

Александр Рейжевский пришел в Центральный Дом литераторов в тот момент, когда я рисовал на стене гостиной Михаила Аркадьевича в виде улыбающегося за окном полумесяца. Рейжевский подписал к рисунку:

Улыбается в окне
Нам луна портретом новым.
Видно, нравится луне
Это сходство со Светловым.

Ян Сашин писал автору знаменитой «Гренады»:

Поэту Светлову и слава и честь –
Гренадская область в поэзии есть!
Но много доносится жалоб:
Расширить ее не мешало б…

Вот эпиграмма Владимира Волина:

Примерно двадцать лет назад
Был зритель пьесе «Сказка» рад,
И новых пьес он ждет, грустя,
Примерно «двадцать лет спустя».

К рисунку, где Светлов идет снежной ночью с поднятым воротником, Александр Раскин писал:

Светлов хорош во всякую погоду,
Да жаль, молчит он иногда по году.
Михалков, увидев эту эпиграмму, добавил:
Молчит, но если скажет слово,-
То это слово М. Светлова!

Я вспоминаю, как мы со Светловым искали заключение для нашей книги «Музей друзей».

Светлов закончил книгу так:

Не родственники мы, не домочадцы,
И я хотел бы жизнь свою прожить,
Чтоб с вами никогда не разлучаться
И «здравствуйте» все время говорить.

СПАСЕННЫЕ ГЕРОИ. Александр Рейжевский

Очень это не просто – написать о Светлове просто, написать так, чтобы это можно было показать ему. Он отложит рукопись, медленно отодвинется в самый угол кресла, словно ему необходимо посмотреть на тебя издали, потом сложит губы – ну совсем как заправский дегустатор,- вытянет их вперед до невозможности и нараспев произнесет длинное-предлинное: «Ни-и-и-че- го-о-о-о!» А глаза его сразу станут по-детски удивленными, и заиграет в них теплая светловская смешинка.

Но это уже высшая похвала.

Я дождался ее, этой светловской похвалы, только один раз. Вот как это произошло.

На семейный праздник собрались друзья. Пришел и Михаил Аркадьевич. Он был в новом черном костюме, и, хотя узел галстука забился куда-то вбок, под воротничок рубашки, вид у Светлова был необычно торжественный.

– Завтра у нас с Игиным и с ним,- показал он на меня, – телепередача. Надо, чтобы этот костюм успел ко мне привыкнуть, – сказал Светлов и тут же добавил: – А вообще из меня получится неплохая манекенщица. Портной сказал, что на мне очень хорошо висят вещи.

В течение всего вечера Светлов добродушно «добивал» меня за то, что я не оставляю работу в театре.

– Нельзя заниматься литературой во вторую смену, тем более – в ночную. Она этого не прощает. И по том – надо пробовать писать что-нибудь и кроме эпиграмм.

– А я пробую, Михаил Аркадьевич. Вот, жена не даст соврать,- написал недавно лирические стихи.

– Если это не семейная тайна – прочти. Пользуйся случаем, что ты у себя дома,- гости не разбегутся, воспитание не позволит. Помучаемся? – обратился он к остальным.

Честно говоря, я был не очень убежден, что из меня когда-нибудь получится сатирик. Но в том, что лирик из меня не выйдет, – в этом я уверен и по сей день.

Все притихли, и я начал читать.