— Разве это вино? — пробурчал мужчина. — Кислятина. Эта земля не способна вырастить виноград, пригодный для хорошего вина. Она слишком скупа на подарки.
— Бурчишь, как удалившийся на пенсию винодел, — вытирая руки полотенцем, улыбнулся парень. — Мол, раньше и девки были сговорчивее, и вино вкуснее. Разве наши предки из Бордоле? Помнится, ты рассказывал про Париж.
— Среди наших предков не было винодарей, только военные. Люди, носящие фамилию Нардин — жуткие непоседы, — усмехнулся мужчина, — и твой характер — прекрасное доказательство.
— Я знаю…
— Значит, выслушаешь ещё раз, не переломишься. Мог бы и чаще приезжать.
— Отец, ты же знаешь — служба!
— Знаю, Никита, знаю…
— Немцов тебе привет передавал.
— Владимир? Тоже хорош, мог бы и заглянуть к старику.
— Тебе пятьдесят лет — и ты считаешь себя стариком? — улыбнулся Никита.
— По опыту прожитых лет я старше вас обоих, вместе взятых, — пробурчал отец. — Ладно, приехал — и хорошо. Рассказывай, что в мире нового? Абреки не шалят?
— Есть немного. В открытую не рискуют, но по мелочи паскудничают.
— А эти, мать их… благодетели?
— Отец, почему ты так Орденских не любишь? Они, конечно, козлы, но ты их просто на дух не переносишь!
— Есть за что… Демидовск так и держат на половинчатом пайке?
— Ничего нового, — пожал плечами Никита, — в отряде поговаривают, что некоторые товары мы заказываем через посредников. Орден почувствовал силу, и вполне понятно, что хочет её ограничить. Даже через Москву пробовали надавить, но наши быстро разобрались и послали центр куда подальше. В общем — всё как всегда.
— Как всегда, говоришь, — мужчина прищурился, провёл рукой по шраму на подбородке и задумчиво продолжил, — ну что же, может, и пора… Слушай, Никита, отпуск мы проведём не здесь. Я тебя не зря сюда телеграммой вытащил. Понимаю, что в твоём возрасте гораздо интереснее отплясывать на карнавалах в Рио, чем слушать байки старого отшельника. Но есть одно дело, которое я хочу закончить. Пока не одряхлел…
Вечером, после сытного ужина, они уселись на веранде, освещённой несколькими лампами. На небольшом столике стояла бутылка красного вина, привезённого Никитой, и тарелка с нарезанным сыром. В противомоскитную сетку бились привлечённые светом насекомые. Где-то в темноте хрипела большая гиена. Мир жил своей обычной жизнью.
— Какое дело, отец?
— Не торопи события, сынок. Это долгая история…
— Разве мы куда-нибудь торопимся?
— Сегодня нет, — покачал головой отец. — А вот завтра времени на разговоры не останется. Нас ждёт небольшая прогулка на Юго-Запад.
— В сторону Демидовска?
— Нет, ещё дальше. В горы.
— Отец, там рядом Джохар-Юрт…
— Мы пойдём не напрямую, а через Сао-Бернабеу. Затем от Рио спустимся вниз по побережью.
— Ты задумал опасное дело, — нахмурился парень. — Нас только двое…
— Не опаснее, чем жить. Тем более, — усмехнулся его отец, — что завтра нас будет трое.
— Трое? — переспросил Никита. — Кто третий?
— Один мой старый друг. Ты знаешь, — мужчина попробовал вино, посмотрел на бокал и удивлённо хмыкнул, — что в этот мир я попал ещё в 5 году. Это 1988 год по летоисчислению Старого Света. В те времена людей здесь было мало. Четыреста с лишним тысяч жителей. Большинство из них жило в районе Виго, Нью-Портсмута и Порто-Франко. Даже Вако ещё не было. На его месте был форт с небольшим гарнизоном. Его называли Западным или «Последним Приветом». Самая крайняя точка нового мира. Именно здесь, на границе этого форпоста, начинались дикие земли, где не ступала нога человека. Не было ни Демидовска, ни Аламо. На побережье, там, где сейчас расположился форт Линкольн, стояло несколько рыбачьих хижин. Люди собирались в небольшие группы и на свой страх и риск отправлялись на запад. Словно в Старом мире, когда осваивали Дикий Запад. Многие из них умирали от лихорадки, погибали в стычках с бандитами или становились кормом для местной фауны. Но, кроме поселенцев, были организованы и несколько научных экспедиций. «Для изучения Нового мира», — как любили говорить люди Ордена.
— А с кем был ты? — неожиданно спросил Никита.
— Я, — усмехнулся отец, — был сам по себе.
— А мама?
— Мама… — запнулся мужчина, — Элен была со мной. Всегда…
Они немного помолчали. Никита почти не помнил своей матери — она погибла, когда ему было около четырёх лет. Так она для него и осталась светлым образом на нескольких чудом сохранившихся фотографиях. Когда подошло время учиться, Нардин-старший собрал вещи, посадил ребёнка в машину и отправился в Порто Франко. В 1993 году это был единственный город, где присутствовали школа и интернат. Чуть позже они перебрались в Аламо. Два года тому назад, когда Никите исполнилось восемнадцать, он, посоветовавшись с отцом, отправился в Демидовск и поступил на службу в Русскую армию. Отец построил этот дом и зажил неторопливой жизнью отшельника. Иногда к нему приезжали городские охотники, для которых он организовывал охоту на антилоп, наведывались знакомые из Демидовска. Обычная, ничем не примечательная жизнь. Возможно, кто-то назовёт её скучной. Может, это и так…
— Папа, всё это я слышал и раньше. Но ты никогда не рассказывал мне одну историю.
— Какую?
— Почему решился придти в этот мир?
— Почему? — переспросил отец. Он немного помолчал, провёл рукой по лицу и задумчиво повторил: — Почему…
2
1988 год. Кальви, Корсика. База Иностранного Легиона
Второй парашютно-десантный полк
Плотный мужчина с четырьмя майорскими полосками на погонах встал из-за стола и подошёл к стоящему посередине кабинета мужчине.
— Поль, мне чертовски жаль, что так получилось, но ты же понимаешь…
— Так точно! Я всё понимаю, mon commandant![1]
— Это сокращение, задуманное в Париже… Мне кажется, они поторопились.
— Мне тоже так кажется, но ничего не поделаешь — приказ есть приказ.
— Нам будет тебя не хватать, Нардин…
Поль Нардин — это я. Да, именно так, с ударением на второй слог. Мне тридцать четыре года, и при росте метр семьдесят пять во мне около восьмидесяти пяти килограммов. Причём, смею вас уверить, что ни одного грамма не приходится на жир. Я смугл и черноволос, хотя седина уже серебрится на коротко подстриженных висках. Глаза тёмно-зелёные, привычно прищуренные, как это бывает у европейцев, которые много времени провели в жарком климате. Что ещё? Худощавое скуластое лицо и шрам «образца 1978 года» на подбородке — память о майской переделке в Заире. Сейчас я нахожусь в городке Кальви, на Корсике. Это родина Христофора Колумба, место, где адмирал Нельсон остался без глаза, и база нашего Второго парашютно-десантного полка. В отставку выхожу в звании сержант-шефа. За плечами три
