Вероятно, правильнее сказать
Опала прекратилась при поддержке Бенкендорфа, который передал царю статью Полевого о Петре I, напечатанную в «Живописном обозрении». Николай велел сообщить автору о своем благоволении (Скаб. 244). В 1836 г., при помощи Бенкендорфа, Полевой добился того, чтобы его статьи проверяла цензура III отделения. Полевой хочет писать историю Петра I. Об этом он сообщает Бенкндорфу, прилагая подробный план. Пишет о желании посвятить этот труд царю. Не хочет оплаты, только просит покрыть издержки по изданию. Понимает, что без согласия царя его замысел невыполним. Собирается работать в архивах. По его замыслу в его «Истории…» современность будет отражаться в прошлом: ровно через 100 лет Петр Великий ожил в Николае.
Не исключено, что замысел истории Петра подсказал Полевому Бенкендорф, недовольный согласием царя, поручившего работать над петровской темой Пушкину. Бенкендорф недоволен и Карамзиным за его нерасположение к иностранцам на русской службе. Может быть, шеф III отделения думал о новом официальном историографе и прочил на это место Полевого. Во всяком случае поданный Бенкендорфу план вполне соответствовал официальной версии трактовки исторических событий (Петр Великий, возродившийся в Николае Великом).
В начале 1836 года Бенкендорф подает царю всеподданнейшую записку, сообщая о просьбе Полевого и осторожно поддерживая его замысел. Но Николай отверг просьбу, под предлогом того, что история Петра уже поручена Пушкину и не следует его обижать, лишая этого поручения; двум же давать подобное задание он считает неуместным. Сообщая Полевому об отказе царя, Бенкендорф пишет в чрезвычайном любезном тоне, как бы утешая своего адресата. Он не отвергает возможности неофициальной работы над темой Петра, говорит о просвещенном уме Полевого, глубоких познаниях (при таких познаниях и архив не нужен), предлагает обращаться к нему, если понадобятся какие-либо отдельные сведения. Письмо заканчивается выражением глубокого почтения: с совершенным уважением и преданностью ваш покорнейший слуга и пр.
Осенью 1836 г. Николай приезжает в Москву. Его сопровождает Бенкендорф, который спрашивает у своего московского сотрудника о Полевом. Тот отвечает, видимо предугадывая желания начальства, что Полевой заведует редакцией «Живописного обозрения» и пишет там прекрасные статьи. Хвалит Полевого и московский обер-полицеймейстер. Бенкендорфу показывают журнал со статьей Полевого «Памятник Петру Великому в Петербурге». Бенкендорф, просмотрев ее, воскликнул: сейчас же представлю ее царю. Позднее он сообщил чиновникам, что царь остался очень доволен статей, изъявил свое благоволение автору. За Полевым отправлен специальный фельдъегерь, он привез Полевого к Бенкендорфу и тот передал ему слова царя.
Брат Полевого, Ксенофонт, вспоминал, что вообще Бенкендорф, бывая в Москве, очень любезно беседовал с Полевым о разных предметах, поручал ему составление статей о пребывании царя в Москве, обходился с ним как с человеком уважаемым, не подозрительным для правительства. Ксенофонт мог и приврать, но дошедшие письма Бенкендорфа Полевому не противоречат воспоминаниям Ксенофонта.
Осенью 1837 г. Полевой переехал в Петербург, где прожил остальную часть жизни (умер в 1846 г.). Покровительство Бенкендорфа, III-го отделения смягчало гонения Уварова, по-прежнему враждебного Полевому (приказал не объявлять его имени в числе сотрудников журналов, не ставить его подписи под написанными им статьями). Полевой становится союзником Булгарина и Греча, участвует в их изданиях, негласно заведует редакцией «Северной пчелы» и «Сына отечeства». Чтобы не подвергаться по этому поводу преследованиям Уварова, издатели просят помощи Бенкендорфа. Их поддерживает Дубельт. Но Бенкендорф заявляет, что в данном случае он не может вмешиваться. Немного позднее III отделение, видимо, вмешалось: Булгарин с Гречем все же подписали с Полевым контракт на его негласное заведование.
Зимой 1838 г. Бенкендорф устроил так, что Николай присутствовал на первом представлении пьесы Полевого «Дедушка русского флота» и одобрил к представлению «Парашу Сибирячку». Бенкендорф передал Полевому благодарность царя, приказавшего тому и далее писать для театра. Николай обещал читать всё, написанное Полевым и переданное ему через Бенкендорфа. Полевому пожалован бриллиантовый перстень стоимостью в 2500 руб. Вскоре одобрена и быстро поставлена пьеса «Иголкин», прочитанная царем. Тот с семьей присутствовал на спектакле, выразил чрезвычайное удовольствие, аплодировал, смеялся, велел передать автору свое одобрение. «Дедушка…», «Иголкин» становятся любимыми пьесами зрителей, многократно ставятся. Царь говорит о необыкновенном сценическом даровании Полевого: ему вот что писать надобно, а не издавать журналы. Стихи Полевого в честь адмирала Крузенштерна доложены царю, который похвалил их. Знакомство Полевого с А. Ф. Орловым, будущим приемником Бенкендорфа. Субсидия от имени царя (2 тысячи рублей), добытая ему Бенкендорфом, когда Полевой зимой 1840–1841 г. заболел.
Не забывал Полевой и своего давнего плана. Он обращается к Дубельту, а затем к Бенкендорфу по поводу задуманного им труда «История Петра Великого». Напоминает, что право заниматься в архивах по истории Петра было дано Пушкину, который скончался. Вновь просит разрешить доступ в петербургские и московские архивы. Бенкендорф его одобряет, выражает надежду, что он будет первым читателем труда Полевого, а царь — вторым. Доклад Бенкендорфа царю о просьбе Полевого, явно в духе его поддержки. Николай ответил: «Переговорим». Но после беседы с Бенкендорфом разрешения не дал. Его явно не удалось уговорить. Полевой очень огорчен, но в письме брату, Ксенофонту подтверждает, что решимость его тверда, он намерен закончить труд, «а царь добрый и великодушный, конечно, не оставит его вниманием».
О возможных причинах благоволения Бенкендорфа к Полевому говорилось выше. Может быть оно отчасти «в пику» Уварову. Подводя итоги следует добавить. Не исключено, что проза Полевого, даже в большей степени, чем проза Булгарина, просто нравилась Бенкендорфу. Она на самом деле довольно занимательна и не случайно, как и его пьесы, пользовалась у публики большим успехом. Можно бы сказать, что III отделение относилось к Полевому как мать родная, а министерство просвещения (Уваров) как мачеха. Уварова явно раздражала независимость Полевого, его «дерзость», сказывавшаяся в полемике. Уваров вообще не терпел независимости. Это проявилось и в его отношениях с Пушкином. В какой-то степени могло раздражать и неприятие Полевым «квасного патриотизма», противопоставления ему патриотизма истинного, не отвергающему европейских ценностей. Самое же главное, видимо, заключалось в том, что Уваров, начиная с доклада 1832 г., строил свою карьеру на критике московской журналистики, московского университета. Полевой и Надеждин были самыми видными представителями этой журналистики. И оба поплатились.
В 1836 г. кара обрушилась на журнал Н. И. Надеждина «Телескоп» за публикацию в 15 номере (сентябрьском) «Философического письма» П. Я. Чаадаева (в переводе Н. Х. Кетчера; письмо на французском языке). Оно написано в мрачном, пессимистичном духе, с пафосной, резкой критикой существующего. В нем шла речь об ужасном положении России, об ее изолированности от истории всего человечества, европейских народов: «У нас ничего этого нет. Сначала — дикое варварство, потом грубое невежество, затем свирепое и унизительное чужеземное владычество, дух которого позднее унаследовала наша национальная власть». И далее: «Мы живем одним настоящим в самых тесных его пределах, без
