потерял голос. Никто его не слышал, никто не отзывался. Он был замурован, как в склепе.
Король снова впал в оцепенение, но чувства его продолжали бодрствовать и воспринимать окружающее. Его слух улавливал различные звуки. Прежде всего, это был глухой шум, заставлявший дрожать и вибрировать стены его узилища. Кроме того, через равные промежутки времени возникал тяжёлый грохот, доносившийся из-под земли; он приближался, нарастал, затем удалялся, затихал. И были ещё звуки, более слабые, более далёкие, то исчезающие, то возобновлявшиеся. Откуда возникали все эти шумы, оставалось загадкой.
Протекли долгие часы. Фридрих-Христиан снова обрёл способность рассуждать. Он был в руках преступников, вероятно, тех же самых, которые убили Сюзи д'Орсель. Но почему они его захватили в плен? Потому ли, что убили Сюзи, или же они убили её, чтобы захватить его? Король не мог ответить на эти вопросы. Одно не вызывало сомнения: он был во власти убийц!
Но убивать его они, по-видимому, не собирались. Иначе они давно могли бы это сделать. «А раз так, — продолжал рассуждать король, — они не захотят, чтобы я здесь умер от голода и жажды. Придёт какой-нибудь тюремщик и принесёт мне еду. Мне надо быть готовым к его приходу и постараться выведать у него хоть что-нибудь. В этой тюрьме нет окон, но ведь должна же быть дверь, или хотя бы люк. Надо не упустить момент, когда этот люк откроется, чтобы через него хоть что-то увидеть. Это поможет мне сориентироваться».
Фридрих-Христиан забился в угол и стал ждать. Его часы остановились. Как сохранить представление о времени? Он обратил внимание, что подземный грохот возникал через равные промежутки времени. Чтобы измерить эти промежутки, он принялся считать свой пульс, ему было известно, что средняя частота пульса у человека — около шестидесяти ударов в минуту…
— Господи! — вдруг воскликнул узник.
Это восклицание вызвал у него тонкий лучик света, вдруг проникший к нему в темницу. Он был такой слабый, что не мог рассеять царящий здесь мрак. Но это был свет! Он возник из глубины одной из длинных и узких щелей, каких было немало в верхней части странного помещения. Король понял, что в конце щели было маленькое отверстие, но щель была так узка, что добраться до отверстия было невозможно. Это ещё более усилило отчаяние узника. Прошло, по его предположениям, шесть или семь минут, и свет погас…
Снова, в который уже раз, король принялся исследовать свою камеру, её причудливая форма и полный мрак усложняли его задачу. Очевидно, до сих пор он обследовал её не полностью, потому что в одном из углов вдруг споткнулся о какой-то предмет. Наклонившись, он стал шарить в темноте. Минуту спустя радостный возглас сорвался с его губ: то, что он обнаружил на полу, было горой бутылок! Он поспешно откупорил первую попавшуюся и, поскольку его сжигала жажда, сделал большой глоток, Каково же было его отчаяние: в бутылке был алкоголь! Пить его означало только усиливать жажду. За короткое облегчение придётся платить новым опьянением и новым мучительным пробуждением, кроме того, погрузившись в полное беспамятство, он наверняка пропустит появление человека, который должен принести ему еду. На всякий случай, он откупорил ещё несколько бутылок, но их содержимое было идентичным.
Фридрих-Христиан имел силу удержаться. Он продолжал обследование камеры, и новый крик удивления вырвался из его груди. На этот раз его руки нащупали некое подобие деревянного ящика. Сорвав крышку, он запустил руки внутрь. Там лежали какие-то куски мяса. Он схватил один из них, поднёс к лицу, понюхал и с отвращением отбросил прочь: это была солёная ветчина. От неё жажда должна была возрасти. Мучимый жаждой, он неминуемо стал бы пить алкоголь и снова впал бы в опьянение. На это и рассчитывали те, кто его сюда заточил!
Долгие часы Фридрих-Христиан лежал неподвижно, переживая моральные и физические мучения. Ему было холодно, хотелось есть и пить. Всё тело ломило, желудок сжимали спазмы голода.
— Я не стану есть эту ветчину, — повторял он про себя. — Нельзя её есть!
Но голод становился невыносимым, и наступил такой момент, когда узник уже не мог себя сдерживать. Он подполз к ящику, схватил кусок ветчины и жадно впился в неё зубами. Ветчина была ужасно солёная, и, едва утолив голод, он стал ещё сильнее мучиться от жажды, так что, потеряв над собой контроль, он припал к бутылке и пил, пил большими глотками.
Опьянение овладело очень быстро его ослабленным организмом, голова его закружилась, и он рухнул на земляной пол. Сначала он лежал в состоянии мрачной прострации. Потом его положение представилось ему в комическом свете. Некоторое время спустя он уже громко хохотал и пел. Он пел гимн Гессе-Веймара, и это казалось ему безумно забавным. Он продолжал прихлёбывать из бутылки, пока алкоголь не сморил его окончательно, и король Фридрих-Христиан заснул мертвецки пьяный на земляном полу.
С этого момента несчастный узник окончательно потерял представление о времени. Ещё один раз он заметил появление луча, очевидно, в тот момент, когда солнце светило прямо в отверстие. Стоило солнцу чуть сдвинуться с этого положения, как луч исчезал. Он слышал всё тот же периодически возникающий грохот, но был уже не в состоянии рассчитать временные промежутки. Его разум был всё время отуманен алкоголем, воля ослаблена. Он уже не мог сопротивляться голоду и жажде. Поев ветчины, он припадал к бутылке, пьянел, хохотал, пел, засыпал. Потом просыпался — и всё повторялось сначала. В краткие моменты просветления ему казалось, что прошли века с тех пор, как он оказался в своей чудовищной тюрьме…
— Сир, вы слышите меня?
Искажённый, гнусавый голос донёсся до слуха короля как бы издалека. Фридрих-Христиан приподнялся и сел. Ему показалось, что он находится во власти алкогольных галлюцинаций.
Но голос продолжал:
— Сир, ответьте мне! Я надеюсь, вы проснулись? Виски, который я предоставил в ваше распоряжение, должен оставлять вам хоть какие-то моменты просветления!
Фридрих-Христиан в ярости сжал кулаки:
— Кто вы? Кто со мной разговаривает? На помощь! На помощь!
— Послушайте, перестаньте кричать! Я далеко от вас. И звать на помощь бесполезно!
Сомнений быть не могло: с ним говорил тот, кто заточил его в эту темницу.
— Бандит! — закричал король.
И в течение нескольких минут он изрыгал на голову своего врага все известные ему проклятия. Когда он замолчал, голос отозвался:
— Сир, вы ведёте себя как ребёнок. К чему эти вопли? Так мы ни до чего не договоримся.
Выкричавшись, король ослабел и сник. От угроз он перешёл к мольбам:
— Сжальтесь! Сжальтесь надо мной! Я вас обогащу! Я дам вам всё, что пожелаете! Но Бога ради, выпустите меня из этой тюрьмы. Я здесь задыхаюсь.
— Ваши мольбы бесполезны! — холодно произнёс голос.
Новый приступ гнева овладел королём.
— Я отомщу! Я отомщу! — повторял он.
Голос ответил всё с тем же ледяным спокойствием:
— Я недоступен для мщения, сир… Будет лучше, если вы будете говорить со мной спокойно.
Король, наконец, овладел собой.
— Это вы убили Сюзи д'Орсель, мою любовницу? — спросил он.
— Да. Я убил её…
— Вы Фандор… Вы Жером Фандор!
— Сир, вы говорите глупости.
— Как обстоят дела в моём королевстве? Как себя чувствует королева, моя супруга?.. Что вообще происходит?
В ответе таинственного собеседника прозвучала откровенная насмешка:
— Неужели вы думаете, сир, что я сейчас и здесь стану вам читать курс текущей политики? Ваше величество ведёт себя неумно…
— Что вы от меня хотите? Зачем притащили меня сюда? Где я нахожусь?
Король стоял посередине своей темницы, вслушиваясь в звуки голоса, которые доносились до него сверху и издалека, как будто через рупор или какую-то переговорную трубу.
