красным лицом подошёл к столу, отирая пот со лба. У него был характерный южный акцент и говорил он, по обыкновению всех южан, очень громко.
— Председатель Перпиньяна… Лилль… Мне срочно нужно встретиться с министром.
Крепен ошеломлённо посмотрел на посетителя.
— Господин говорит, что он председатель Перпиньяна?
Толстый господин кивнул головой, продолжая вытирать пот со лба.
— Да, да, Перпиньяна… Лилль, — добавил он.
— Как это так? — всё более изумляясь спросил Крепен, — господин является председателем Лилля и Перпиньяна… одновременно?
Посетитель даже приплясывал от нетерпения.
— Да нет же, приятель, — развязно произнёс он, хлопнув ладонью по столу. — Лилль — это моя фамилия. Я председатель перпиньянского суда. Понятно теперь?
— Так бы сразу и сказали, — проворчал Крепен и снова принялся за чтение.
— В чём дело, дружище?
— А в чём дело, сударь?
— Вы что, не собираетесь доложить обо мне министру?.. У меня с ним назначена встреча.
Председатель перпиньянского суда умел разговаривать с людьми. Чтобы поторопить служителя, он украдкой сунул ему в руку монету. Крепен соблаговолил подняться с места. К тому же, вернулся Леопольд, который мог заменить его на боевом посту. Председатель Лилль посмотрел вслед служителю и, убедившись, что тот действительно направляется к двери кабинета министра, вошёл в небольшой зал, где уже находился советник Марсо, и принялся «ждать».
«Ожидание», безусловно, являлось в этом министерстве, как и во всех прочих, главным занятием, которому регулярно предавались все без исключения люди, желавшие быть принятыми теми загадочными, недоступными, вечно занятыми «сильными мира сего», которые зовутся министрами и которые являются, на самом деле, наиболее беззащитными заложниками и жертвами власти.
А по другую сторону заповедной министерской двери шла напряжённая работа. Новый министр Ландэ, депутат округа Роны, назначенный на пост трагически погибшего Дезире Феррана, уже с семи часов утра находился у себя в кабинете, окружённый помощниками и сотрудниками, и пытался освоиться с новыми обязанностями. Он, конечно, был рад столь неожиданному продвижению вверх по служебной лестнице, однако испытывал искреннюю горечь, вспоминая об ужасной смерти своего предшественника. Ландэ, безусловно, занял свой пост в тот нелёгкий и ответственный момент, когда внимание общественности было неотрывно приковано именно к его ведомству. Новый министр должен был действовать твёрдо, но без излишней резкости; он должен был быть справедливым, беспристрастным, суровым, но в какой-то мере и снисходительным.
Однако из всех забот, одолевающих министра в это утро, самой главной была следующая: в суматохе стремительного переезда в новое помещение он потерял свою авторучку, служившую ему верой и правдой на протяжении всей его служебной карьеры. Работа встала, и многочисленные секретари, атташе, уполномоченные и, наконец, сам министр лихорадочно рылись во всех углах и закоулках кабинета, надеясь обнаружить где-нибудь среди бумаг бесценную авторучку.
Время шло. Количество посетителей увеличивалось. Они толпились в прихожей перед кабинетом, так как в маленьком зале имели право находиться лишь особо привилегированные чиновники. Помимо советника Марсо и председателя перпиньянского суда Лилля, там находился высокий величественный старик, имевший в петлице орден Почётного Легиона.
Между тремя посетителями завязался разговор. Председатель Лилль долго разыгрывал обоих собеседников, выдавая свою фамилию за город, где находится возглавляемый им суд и, видимо, находил эту шутку очень остроумной.
Что касается пожилого человека с орденом, то он вообще не назвался, ограничившись лишь указанием на то, что он юрисконсульт. Войдя в зал, этот господин, в отличие от других ожидающих, не сел в кресло, а начал нервно ходить из угла в угол. Внезапно он остановился перед Лиллем.
— Мой уважаемый коллега! — торжественно начал он. — Я хочу поделиться с вами одним чрезвычайно важным делом, по поводу которого я и прошу аудиенции у министра. Вы, сударь, как человек, который провёл половину своей жизни в судейском кресле, слушая защитные и обвинительные речи, а затем вынося решения, будете потрясены сделанным мною открытием, каковое в скором времени несомненно взбудоражит всё судебное ведомство.
— Что же это за открытие? — спросил председатель Лилль, крайне заинтригованный столь необычным вступлением.
Юрисконсульт загадочно прищурился.
— Хорошо ли вы знакомы с Уголовным кодексом?
— Ну конечно, а как же! — отвечал председатель.
— Нет, я имею в виду, знакомы ли вы с ним так, как я знаком… во всех деталях, во всех подробностях?
Председатель перпиньянского суда собирался снова ответить, что да, конечно, но его собеседник не дал ему открыть рот.
— Нет, сударь, вы недостаточно внимательно читали Уголовный кодекс, иначе вы обязательно заметили бы, что в нём отсутствует 27-я статья! За 26-ой следует сразу 28-я.
— Вы в этом уверены, сударь? — вмешался в разговор советник Марсо.
— Я никогда не ошибаюсь! — гордо провозгласил величественный старик, испепеляя взором человека, осмелившегося ему противоречить.
Успокоившись, он торжественно продолжал:
— Вы не представляете себе, сударь, сколь чудовищными могут оказаться последствия этой ошибки для суда и, следовательно, для всей страны. Ни одно судебное решение нельзя будет отныне признать действительным. Придётся заново пересматривать результаты всех процессов, начиная с 1804-го года. Кассационный суд не справится с такой необъятной работой. Ведь нужно будет, отменить все решения во всех инстанциях, заново поднять все апелляции, словом, пересмотреть работу суда за последние сто лет!
Оратор пришёл в невероятное возбуждение. Он ходил взад и вперёд огромными шагами, натыкался на столы, опрокидывал стулья и вообще представлял собой большую угрозу для мебели.
Лилль и Марсо изумлённо переглядывались, но пожилой господин, казалось, вообще перестал замечать их присутствие.
— Я один знаю, как решить эту гигантскую проблему! Министр юстиции подпишет указ, по которому все юристы страны, от скромного служащего до генерального прокурора, будут назначены сотрудниками кассационного суда! Это будет касаться… то есть, казаться… нет, всё-таки касаться всех! всех без исключения!! И тогда с делом будет покончено так же быстро, так же стремительно, как… как с этой вазой, с этим стулом, с этим глобусом!!!
И, подкрепляя слово делом, возбуждённый до предела юрисконсульт принялся крушить ни в чём не повинную мебель. Испуганные Лилль и Марсо бросились вон из зала, чтобы позвать кого-нибудь на помощь. Но в этот момент неслыханное зрелище приковало их к месту. Дверь министерского кабинета распахнулась, и из него выскочил бледный от ужаса Ландэ.
— Арестовать, арестовать его немедленно! — вопил он, воздевая руки к небу. — Генеральный прокурор Версаля хотел меня убить!
Оба служителя, а за ними и посетители ринулись в кабинет министра. Вбежав, они увидели, что несколько сотрудников с трудом удерживают вырывающегося у них из рук человека с мертвенно бледным лицом, судорожно сжатыми зубами и глазами, вылезающими из орбит. В руке у него был зажат огромный кухонный нож.
— Арестовать! Полиция! — продолжал кричать Ландэ, бегая по приёмной.
Вдруг он наткнулся на солдата муниципальной гвардии, который был совершенно сбит с толку всем происходящим и, не зная что делать, к кому обратиться, громко выкрикивал имя министра юстиции.
— Это я! — отозвался наконец Ландэ. — Что вам угодно?
Солдат отдал честь и, заикаясь, проговорил:
