важнее лозунга, выложенного камешками перед палаткой.
Глогер снова нервно бросил сигару на стол. Лицо его покрылось красными пятнами. Он схватил китель со спинки стула и, надев его, застегнул на все пуговицы.
Помолчав немного, Брауэр сказал:
— Исход любой войны решали всегда степень подготовки к ней войск и боевые качества командиров. То, чем мы занимаемся в данный момент, нисколько не улучшает ни первого, ни второго.
Брауэр замолчал, ожидая, что ответит майор. А Глогер провел рукой по шее, будто ему давил воротник, но ничего не сказал.
— Разрешите мне, товарищ майор, обратиться по данному вопросу к командиру полка и его заместителю по политчасти?
— Обращайтесь! — буркнул майор. — Но я думаю, что они вам скажут то же самое, что и я!
* * *
Хаук сидел в палатке, где разместился личный состав караула. Рядом сидел Герман с книгой в руках. Несколько раз он поглядывал на Хаука, желая заговорить с ним, но все никак не решался. Наконец, подперев подбородок руками, он посмотрел Хауку прямо в глаза и признался, что нигде не может найти своего тракториста (так он называл водителя тягача).
— А ты везде посмотрел? — спросил его Хаук.
— Везде.
— А Дальке ты не видел?
— Нет, но его я и не искал.
— Подожди минутку!
Хаук разбудил Шрайнера и послал его на поиски водителя и Дальке, а сам стал звонить по телефону Бауману.
— Может, пока не стоит беспокоиться? — задумчиво произнес Герман.
Хаук покачал головой и сказал:
— Представь себе, что объявят тревогу, а твоего водителя нет, что тогда? Да и до границы отсюда рукой подать, кто знает, что может случиться.
Герман кивнул и разволновался еще больше. Вскоре вернулся Шрайер и доложил, что никого не нашел.
Вслед за Шрайером в палатку вошел Бауман.
— Что тут у вас стряслось? — спросил он, позевывая.
— Пропали Дальке и Альтман, — объяснил ему Хаук.
— Ну и что? Найдутся, никуда они не денутся.
— Ты так равнодушно говоришь, — заметил Хаук, — а ведь всякое может случиться.
— Мои люди на месте. Сначала навалишь на солдат бог знает каких обязанностей, а потом взыскания раздаешь.
— Можно подумать, что ты злорадствуешь.
Герман поднял руки и примирительным тоном сказал:
— Не спорьте, пожалуйста, нам нужно что–то предпринять.
— А что ты можешь сделать? Вернутся они, — успокоил его Бауман.
— Я вот думаю, куда они могли задеваться.
— Кто знает?
— Нужно доложить Брауэру.
— А почему не сразу командиру полка? — усмехнулся Бауман.
Хаук вскочил и заговорил почти шепотом, чтобы на них не обращали внимания солдаты:
— Тебе легко говорить, у тебя все на месте.
— Ты мне сначала найди их, а потом уж будешь… — Бауман махнул рукой и направился к выходу, но остановился, услышав слова Шрайера.
— Товарищ унтер–офицер, а я знаю, где они! В пяти километрах отсюда есть село, в котором живет знакомая Дальке. Он с ней на вечере познакомился. Они и меня приглашали пойти с ними, но я не пошел, сменил только Альтмана, так как завтра утром у молодых водителей занятия по вождению…
— Ну, что я говорил! — Бауман остановился у выхода из палатки. — А вы сразу хотели забить тревогу по всей части!
Неожиданно в палатку вошел Брауэр.
— Что тут за собрание у вас? — спросил он.
— Товарищ унтер–лейтенант, Дальке и Альтман без разрешения куда–то ушли из расположения части. Мы здесь как раз советуемся, что нам делать, — доложил Бауман.
Хаук подробно объяснил Брауэру, как все произошло.
Брауэр сел на табурет и тихо заметил:
— Значит, ЧП у Штелинга. Случилось это между часом и двумя. А где у нас состоялся последний вечер? — спросил он.
— В Кунцдорфе, — ответил Бауман. — Знакомая девушка Дальке живет в доме левее корчмы.
— Хорошо. Пошлем в Кунцдорф патрулей. Штелинга как следует проинструктируем, — решил Брауэр.
Разведя караульных по постам, Герман вернулся в палатку и, сев к столу, начал что–то писать.
— Жене пишешь? — полюбопытствовал Хаук.
— Да. — Герман хитро усмехнулся.
Хаук поймал себя на том, что он тоже улыбается. Чтобы согнать с лица эту улыбку, он тряхнул головой и начал разглядывать Германа.
«Какое доброе у него лицо, — думал Хаук. — Очень доброе и простое. Голубые глаза, круглый добрый подбородок. Жена, наверное, очень любит его. Они, конечно, хорошо понимают друг друга. Да при его характере это и не удивительно. Нужно будет как–нибудь поговорить с ним о семейной жизни».
С сосны, под которой была раскинута палатка, на брезент падали иголки, причем создавалось впечатление, будто по брезенту бегали крошечные птички. Хаук с удовольствием вдыхал свежий воздух. Его сейчас беспокоило только одно: чтобы поскорее вернулись в подразделение «беглецы».
* * *
Штелинг раздраженно сорвал с носа очки и уставился в темноту. Вытер слезинки, навернувшиеся на глаза, и посмотрел на часы.
— Уже четверть второго, — прошептал он, — а может, он вернется несколько позднее?
«До двух часов Дальке еще десять раз может вернуться!» — Штелинг глубоко вздохнул. Он ничего не слышал и не чувствовал, кроме биения собственного сердца. В этот момент с дерева сорвалась и упала веточка. Штелинг испуганно отшатнулся от сосны и осмотрелся.
«Прошло пять минут. Еще восемь раз по столько, — думал Штелинг. — Что сделает со мной Гертель, теперь уже все равно! Может, Дальке больше уже не будет в моем расчете, а может, все обойдется и его даже не накажут».
Штелинг снова прислонился к стволу сосны. Насмешливо прокричала какая–то птица, один раз, потом еще и еще. Казалось, она смеялась над бедой Штелинга.
«Ну, когда же вернется этот Дальке? Пойду засну, а когда он придет, проснусь. А придет ли он вообще? Да и зачем я здесь стою и жду, когда и так почти все знают, что Дальке ушел в самовольную отлучку? Утром об этом узнают все».
Штелинг нервно заходил взад и вперед по дорожке, потом снова подошел к дереву.
«Ах, Дальке, Дальке! Навязался ты на мою шею! Его лучший дружок Шрайер, так нет, этого занесло в мой расчет». Штелинг поправил автомат за спиной и посмотрел на часы — было без двадцати пяти два. Он задрал вверх голову и увидел сквозь ветви звездное небо. Неожиданно треснула ветка. Штелинг вздрогнул и рывком перевел автомат в положение «на грудь». «Черт возьми, веду себя как трусливый заяц! — выругался он про себя. — И все из–за этого Дальке! А Брауэр еще сказал, что я должен был получше смотреть за ним. Не держать же его за шиворот?!»
Время тянулось медленно, по крайней мере так казалось Штелингу. Вот уже без двадцати два.
«Меня же еще и обвинят во всем. Скажут, рядом жил, спал, а недосмотрел. В довершение всего дело
