Она протянула руку и нерешительно замерла:
— Можно погладить?
Я покачал головой. Гладить Гейла — самоубийство.
— Куда мы поедем?
— К морю. Как же иначе попасть на остров?
Отработанным движением я вскочил в седло. Девица восхищенно пискнула. Со стороны, наверное, мой прыжок выглядел колдовским трюком. Что поделать, когда седло находится выше твоего роста, приходится жульничать.
— А я?
Я хлопнул рукой перед собой.
— Только так, дорогуша. Ни один конь не угонится за Гейлом.
Я боялся обмороков и слезных просьб, но девчонка не подвела. Она только сосредоточенно кивнула и влезла на колоду, с которой смогла дотянуться до стремени. Я подхватил ее за талию и помог забраться на жеребца.
— Ну что, готова к самой безумной скачке в своей жизни?
— Но ведь дождь. Говорят, будет буря. И ночь скоро.
Я расхохотался:
— Буря — это прекрасно. Держись крепче!
Мы мчались сквозь тьму на крыльях бури. Вокруг бесновался ветер, чернота пеленала нас и хлестала плетью дождя. Вихри визжали, ревели и выли на разные голоса. А мы летели, рассекая тьму, грязь, воду и ветер. Гейлу не нужны маяки. Он плоть от плоти бури, мой огненный конь, похожий на вспышку, он не знает усталости или страха. И чем яростней негодовали ветра, тем быстрее скакал Гейл сквозь непроглядный мрак осенней штормовой ночи.
К рассвету буря выдохлась, и Гейл перешел на шаг. Элли изумленно оглядывалась по сторонам. Привычные холмы и леса, окружавшие мое жилище, сменились камнями и скалами. То тут, то там вставали седые, покрытые мхом дольмены. Стало гораздо холоднее, а в воздухе запахло солью и морем.
— Мы так далеко уехали? — Она дрожала от холода, ее плащ и платье насквозь промокли во время скачки. Я обнял ее одной рукой, прижал к себе, и в голову закралась соблазнительная идея потребовать аванса прямо сейчас. Заодно и согрею девчонку. Пришлось сделать усилие, чтобы отогнать эту мысль.
— В бурю для Гейла нет преград, кроме моря. Ты замерзла?
— Немножко, — она улыбнулась посиневшими губами.
— Потерпи немного. На корабле будет сухая одежда и горячее вино со специями.
— На корабле?
— Да.
Скалы расступились и вывели нас к обрыву. Впереди все пространство, что мог охватить взгляд, занимало серое, холодное море и такое же серое хмурое небо. А прямо у наших ног начиналась почти незаметная тропа, ведущая вниз, туда, где черные волны в клочьях грязной пены с обреченным упорством штурмовали серые камни.
Я спрыгнул с коня и аккуратно снял свою замерзшую спутницу. Несмотря на высокий рост, Элли была совсем легкой, чуть тяжелее кошки. Она прижалась ко мне, мелко дрожа, ее зубы выстукивали негромкую дробь.
Я хлопнул Гейла по шее.
— Скачи домой.
Конь коротко всхрапнул, вскинул голову и потрусил обратно той же тропинкой. Когда я вернусь с Яблоневого острова, он уже будет ждать меня в своей конюшне.
Усадив Элли на плоский камень, я снял с пояса серебряный рог, поднес к губам и повернулся к морю. Тяжелый, низкий и хриплый звук пронесся над водой, и скалы застонали, подхватив заунывную ноту моей песни. Налетевший ветер высушил мои волосы и одежду, рев рога отразился от водной глади и устремился в небо, чтобы снова вернуться в море. Дольмены, волны, чайки, короткий бурый мох и свинцовые облака подпевали моему рогу, и из шорохов, плеска и стонов начали складываться слова древней страшной песни.
Лучше, конечно, делать это на закате. Но рассвет — это тоже граница, и осенью звать Проклятых легче. Осень сама по себе рубеж.
Сгустилась, схлопнулась, клочьями повисла на облаках тьма, черными снежинками высыпалась на воду, закружилась водоворотом. Элли шумно вдохнула и дернулась, словно собираясь сбежать. Этого еще не хватало! Я опустил ей руку на плечо и сжал пальцы, она тихо ойкнула.
— Пошли, — скомандовал я, пропуская ее вперед по тропинке. Она посерела от ужаса, но подчинилась.
Спускалась девчонка медленно, отчаянно цепляясь за мою руку и не отводя взгляда от моря, где черные снежинки уже собрались в борта, весла, паруса. С каждым нашим шагом вниз корабль Проклятых становился объемнее и реальней. Вот он похож на силуэт, обрисованный углем на серой воде. Шаг. На силуэте появляются доски, а на парусе — полоски. Шаг, и вот уже носовая фигура складывается в оскаленную драконью пасть. Шаг, и пространство раздвигается, корабль встает перед нами во всем своем чернильно-черном великолепии.
Последний шаг, и с корабля навстречу спускается грубо сколоченный трап.
Здесь мелко и много острых камней, о которые бьются даже рыбачьи лодки. Но на границе все это не имеет значения. Мой корабль ходит по иным морям.
Я подтолкнул Элли:
— Ну, иди же!
Она еще раз оглянулась на меня огромными, отчаянными глазами, сглотнула и ступила на трап. На границе нет ярких красок, и даже ее рыжие волосы поблекли, выцвели, утратили свое огненное великолепие.
Я нарочно не стал вдаваться в объяснения. Было интересно, выдержит ли девчонка. На такую, которая сбежит, не стоило тратить время.
Не сбежала. Поднялась по шаткому трапу и встала у борта, вглядываясь вниз. Хрупкая, продрогшая фигурка, завернутая в насквозь промокший коричневый плащ.
Саймон, незадачливый женишок, тебе определенно повезло.
Ей все-таки пришлось снять свои крестьянские тряпки для просушки и обрядиться в одно из платьев, оставшихся в сундуке от предыдущей владелицы.
Я смотрел, как она, пригибаясь, вышагивает по крохотной каюте в пурпурно-черном бархате, когда-то принадлежавшем моей тетке, и подозрения мои перерастали в уверенность.
Чтобы окончательно убедиться, я пригласил ее сесть и налил вина в золотой кубок.
— Какой странный корабль, — сказала она, отхлебнув. — И до сих пор не видно никого из команды.
Я покачал головой:
— Будет лучше, если ты никого из них и не увидишь.
Элли поежилась. Пурпурная роскошь ее наряда не могла справиться с наседающей серостью. Бесцветие просачивалось из каждой щелочки, звуки вязли, краски растворялись, вещи теряли объем, и даже великолепное вино двухсотлетней выдержки с виноградников моего деда казалось разбавленной кислятиной.
— Почему нельзя было нанять обычный корабль?
— О! А у тебя есть карта пути до Эмайн Аблах? Что же ты молчала!
Она ничего не ответила, и я смилостивился:
— Корабль Проклятых — самый надежный способ попасть во владения Мэй, который мне известен. Холмам я приказывать не умею.
— Но почему он… такой?
— Это грязная история, которая не красит никого из участников.
