наклонилась над тарелкой. Славка с Леной переглянулись и стали смеяться. Бедная Черепашка, она не умела блокироваться! Ей не помогло бы, даже если бы в эту минуту она стала невидимой.
Соня Москвина сидела с двумя переростками, которых я тоже видел впервые. Один из них, широкоплечий, со светлыми глазами и наголо остриженной головой, усердно кушал. Другой, кудрявый, с русыми волосами до плеч («сердцеед», сказала бы моя мама), разглядывал меня с любопытством.
Я подошел к столу, назвался:
— Андрей Гольцов, — и протянул руку сперва стриженому (он мне показался заводилой), потом кудрявому.
— Олег Рыжов, — сказал стриженый.
А кудрявый манерно привстал и произнес:
— Боря.
— Ну что, Софья, попало? — спросил я.
Соня пожала плечами.
Мой вопрос ей, как видно, не понравился. Но не обязан же я подлаживаться под любое настроение.
Сесть рядом с ними мне никто не предложил, поэтому я устроился за отдельным столиком. Это было, разумеется, неприятно, но я не люблю напрашиваться.
В столовой было тихо, все ели молча, время от времени вопросительно поглядывая друг на друга. Потом вдруг Славка сказал что-то вслух Черепашке. Лена фыркнула, а Черепашка расстроилась.
— Вредина ты! — сказала она Славке, взяла свою тарелку и встала.
Я решил вмешаться, и у меня были на то причины.
Я поднялся, подошел к Черепашке и сказал:
— Садись ко мне.
Она колебалась.
— Садись, чего там, — повторил я и помог ей перенести вилки-ложки и стакан с компотом на свой стол.
— Меня зовут Андрей, — сказал я, когда мы сели. — А тебя?
Она недоверчиво посмотрела на меня, но, в конце концов, я не так уж и фальшивил: я же не видел ее в лицо, всё были только догадки.
— Рита, — ответила она. — Рита Нечаева.
— Давно ты здесь?
— С мая.
— Нравится?
— Ничего.
— Что-то у вас здесь ребята недружные, — заметил я.
— Почему? — тихо отозвалась Рита. — Мы дружим.
— На каникулы домой ездила?
— А у меня нет никого.
Мы помолчали. Рита, потупясь, ковыряла вилкой в тарелке. Я испугался, как бы она не заплакала.
— Послушай, а что они все как в рот воды набрали?
— Это они так разговаривают.
— А ты?
— Я не умею, — призналась Рита.
— Ну и что? Зато ты другое умеешь, — утешил я ее.
И дернуло же меня за язык! Я ей напомнил, сам того не желая, как в нее кидали численником.
— В смысле — у каждого свои способности, — поторопился я объяснить. — Я тоже не умею… пока. Вот мы и будем с тобой как люди. А они пускай хоть на пальцах разговаривают. Ты в какой комнате?
— В пятой.
— А я в седьмой. Заходи ко мне после обеда, поговорим. Кстати, здесь это можно?
— Что «можно»?
— Ну, вместе собираться.
— Конечно, можно.
— Тогда приходи. А то скучно.
— Лучше ты ко мне, — сказала Рита.
— Ладно.
В это время Соня встала и быстро пошла к выходу. Борис и Олег переглянулись и продолжали есть.
Славка и Лена тоже поднялись.
— Совет да любовь, — сказал нам Славка.
— Послушай, ты, мотылек… — Я приподнялся.
— Андрей, не надо. — Рита положила руку мне на локоть. — Не обращай внимания. — И тоже встала.
— А ты куда?
— Домой.
— Так я приду.
— Приходи.
12
После обеда, повалявшись немного в постели, я сбегал в бассейн, искупался и пошел в пятую комнату к Рите. Она, наверно, меня ждала: сидела в кресле и читала книжку. Комната у нее была такая же, как и у меня, только девчачья. На стенах развешаны были цветные открытки, в книжном шкафу, за стеклом, лежали вышитые салфеточки.
— Ну и скукота здесь, однако! — сказал я, садясь рядом с ней. — Все по комнатам попрятались и сидят, как тараканы, поодиночке. Хоть бы стенгазету какую выпускали!
— Почему поодиночке? — Рита захлопнула книгу и потянулась. У себя в комнате она держалась свободнее. — Все сейчас у Сони, там у них дискуссионный клуб.
— Ну, и что они обсуждают?
— Не знаю. Соберутся все и молчат. Я сначала ходила, а потом перестала. Они от меня скрывают.
— Что скрывают?
— Откуда я знаю? Соня говорит, что со мной опасно разговаривать. А я не болтливая. Я просто мыслей прятать не умею. Воробьев со мной бился-бился и перестал.
— Зато ты исчезать умеешь.
Рита промолчала.
— Послушай, — спросил я, — а это трудно — исчезать?
— Легче легкого.
— Исчезни, пожалуйста, — попросил я.
Она взглянула на меня — и исчезла. То есть совершенно пропала, ни облачка. Потом появилась снова.
— Здорово! — сказал я. — А как ты это делаешь?
— Очень просто. От меня свет перестает отражаться. Проходит насквозь.
Я подумал.
