Мухсин рассмеялся и нашел, что Мабрук имеет основание обижаться. Ханфи посмотрел на слугу и произнес извиняющимся тоном:
— А заблудишься, так спроси дорогу у эфенди, который сидит на вещах.
Возчик взмахнул кнутом, и подвода, покачиваясь словно пьяная, двинулась по вокзальной площади. Ее тянул осел с медными украшениями на ногах. Сидевшего на горе вещей Мабрука немилосердно трясло. Но он, улыбаясь, смотрел на провожавший его глазами «народ», жестами показывая, чтобы они ехали домой.
«Народ» направился к трамвайной остановке и сел в вагон, отправлявшийся на площадь Ситти Зейнаб. Всю дорогу они расспрашивали Мухсина о родных, о Даманхуре, о том, что он там видел. Отвечая, мальчик внимательно всматривался в лица братьев. Ему казалось, что в них произошла какая-то перемена и даже говорят они не так, как обычно, но он не был в этом уверен. Может быть, так всегда кажется, когда возвращаешься из путешествия? Мухсин замечал на лицах братьев какую-то тихую печаль, голоса их звучали приглушенно. Они то и дело замолкали, словно о чем-то думая, но, как ни странно, он чувствовал они стали ему ближе и дороже. Разве все их веселье объясняется не тем, что он вернулся?
Таково было первое впечатление Мухсина от встречи с братьями, но разобраться в нем сразу он не мог. По дороге ему не раз хотелось спросить их, что случилось, но он боялся, что ошибся. К тому же все время приходилось отвечать на их вопросы, рассказывать им подробности путешествия. Незачем торопиться с расспросами, времени впереди еще много.
О том, как они жили без него, братья ничего не рассказывали. По-видимому, они тоже не хотели спешить или боялись себя выдать, показав, что больше всего их занимают собственные дела.
Подъехали к дому. Когда взор Мухсина упал на соседнюю дверь с медной дощечкой, украшенной надписью «доктор Ахмед Хильми», он изменился в лице, его сердце сильно забилось. Абда и Селим, по- видимому, следили за ним. Они переглянулись с выражением не то жалости, не то облегчения.
Поднявшись по лестнице до второго этажа, на котором жил их сосед Мустафа-бек, мальчик вспомнил Заннубу и улыбнулся. Он обернулся и спросил, живет ли еще здесь их богатый сосед. Братья снова переглянулись, и Селим ответил каким-то странным тоном:
— Все еще живет здесь, Мухсин.
Наконец они добрались до своей площадки и вошли в знакомую квартиру.
Заннуба встретила их громкими радостными возгласами. Она поздравила Мухсина с возвращением и стала расспрашивать о здоровье его родителей.
— О Мухсин! У нас ты был гораздо толще! — воскликнула она, разглядывая его.
Потом она принялась читать заклинания от дурного глаза и молиться за него Аллаху и Умм-Хашим. Мухсин с интересом осматривал комнату, в которой не был всего одну неделю, но ему казалось, что с тех пор прошел целый год. Он смотрел на стоявший посреди столовой обеденный стол и вспоминал, как они все собирались вокруг него, потом заглянул в спальню с выстроившимися в ряд кроватями. Обернувшись, он увидел лестницу, ведущую на крышу, — там он впервые встретился с Саннией, наконец он зашел в комнату Заннубы, где на полу, покрытом старым выцветшим ковриком, по-прежнему лежал тюфячок, обтянутый ситцем цвета капусты. На тюфячке сиживала его тетушка, а он устраивался около нее, хитря и лукавя, чтобы выведать что-нибудь о Саннии, не возбуждая подозрений. Все это промелькнуло у него в голове. Он не нашел ни в чем перемены, ни в квартире, ни в меблировке.
Да, ничего не изменилось, и все-таки смутная тревога подсказывала ему, что в его отсутствие что-то произошло. В чем же дело? Мухсин вглядывался в лица братьев, стараясь по их выражению что-нибудь отгадать, но они опускали глаза и молчали.
Тогда Мухсин обернулся к Заннубе, но сначала не прочел на лице тетки ничего необычного, не заметил в ее голосе или движениях ничего нового. И все же, внимательно посмотрев Заннубе в глаза, он понял, что их выражение противоречит и ее радостной улыбке и веселью, проявленному тетушкой при встрече. Да, в глазах старой девы тоже сквозила печаль. Когда Мухсин устремил на нее пристальный взгляд, она сразу потупилась.
Заннуба спросила Мухсина, не хочет ли он поесть, и мальчик ответил, что поужинает вместе со всеми, когда прибудет багаж, ведь он привез несколько горшочков с тушеными голубями и курами. При этом известии все обрадовались и немного развеселились.
Заннуба велела мальчику переодеться. Мухсин пошел в спальню, открыл большой шкаф и посмотрел на висевшую в нем одежду всех цветов и размеров. Этот шкаф напоминал выставку в аукционном зале. Потом мальчик подошел к своей кровати, стоявшей рядом с кроватью «председателя» Ханфи, и начал переодеваться. Ханфи еще раз весело приветствовал его:
— Добро пожаловать, сосед!
Указав на кровати, юзбаши Селим ласково, но как-то тревожно произнес:
— Ты вернулся в казарму, богатырь.
— Да, теперь в казарме опять все налицо, — улыбаясь сказал Ханфи и добавил, что всякий раз, как он смотрел на постель Мухсина и видел ее пустой, ему чего-то не хватало. Иногда это даже мешало ему спать.
Мухсин засмеялся.
— Мешало тебе спать! — воскликнул он, смотря на Ханфи. — Это невозможно. Разве может что- нибудь помешать тебе спать? Помнишь, как ты заснул на вокзале и я из-за тебя пропустил поезд?
Он обернулся к остальным, собираясь рассказать, как было дело, чтобы и они посмеялись, но Ханфи жестом попросил его замолчать.
На минуту воцарилось молчание. Его прервал Абда, который, с тех пор как вошел в дом, не произнес еще ни одного слова.
— Мабрук пропал, — угрюмо сказал он.
Эти слова заставили братьев встрепенуться. Все подошли к окну и стали смотреть на улицу, недоумевая, куда девался Мабрук. Даже Ханфи поднялся с постели и сказал:
— По-видимому, они заблудились. Будь Мабрук на подводе, они, конечно, уже приехали бы. Держу пари, что он свалился, а возчик этого не заметил и поехал дальше.
Мухсин раздумал переодеваться и снова застегнул пиджачок. Ведь скоро прибудут подарки, и он сейчас же пойдет к Саннии. Разве он может утерпеть и отложить это посещение на завтра?
Мечты его прервал громкий возглас:
— Вот он!
Тотчас же послышался шум. Надев очки и отталкивая всех от окна, Ханфи старался увидеть подводу и Мабрука, смотря в ту сторону, куда указывали братья. Вскоре и он подтвердил, что подвода действительно показалась в конце улицы. Она приближалась, трясясь и подскакивая на выбоинах и неровностях мостовой, словно терпящий бедствие корабль. Сидевший на вещах Мабрук то нырял, то снова возникал из небытия: иногда мелькала его рука, указывающая возчику на их дом, иногда вся верхняя часть туловища. Он прижимал к груди небольшой узелок.
Наконец подвода подъехала к дому и остановилась. Абда предложил всем выйти на улицу и помочь Мабруку внести вещи. Сказав это, он сейчас же помчался вниз по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек. Остальные, во главе с «почетным председателем», последовали за ним. Мухсин заметил, как деятелен против обыкновения Ханфи-эфенди, быстро спускавшийся с лестницы, готовясь как следует поработать. Мальчик засмеялся, разгадав эту тайну. «Клянусь Аллахом, — подумал он, — дядю Ханфи сегодня расшевелили горшочки с рисом».
Все это время Заннуба сидела в своей комнате, ожидая, пока Мухсин переоденется. Услышав шум, она вышла на лестницу, посмотрела вниз и спросила, в чем дело. «Председатель» Ханфи с наивным восторгом ответил ей, подталкивая Селима, стоявшего на нижней ступеньке:
— Подвода приехала. Приготовь чашки, кастрюли и тарелки.
Не прошло и десяти минут, как все уже было перенесено в столовую. «Народ» собрался вокруг подарков. Заннуба выступила вперед, ей было поручено распаковать посылки, разделить продукты, хранить их и распоряжаться ими, как того требуют благоразумие и справедливость. Разрезав ножом веревки, она стала вынимать из корзин печенье, кренделя, баттав, миндальные пирожные и складывать все это на большое блюдо.
Мабрук смотрел, как двигаются ее руки, мелькая от корзины к блюду; затем он устремил взгляд на
