— «Она сказала: приходите, а мы не пошли…»
— Тише! Слушайте! Есть предложение, — крикнул Селим.
— Какое? — спросили все одновременно.
Селим медленно проговорил:
— Я предлагаю, чтобы Мухсин пошел… Каково ваше мнение?
Все бурно выразили свое одобрение.
Мухсин с легкой улыбкой смотрел на все происходящее. Его радовали слова: «ее платок у нас», «она сказала: приходите». Он был тронут тем, что слово «мы» заменило слово «я». Ему было легче от сознания, что его чувства стали достоянием всех, что ему удалось вызвать у братьев такое оживление. Он почувствовал себя ответственным за их настроение и понял, что ради «народа» пойдет на что угодно. Больше он ничего не будет от них скрывать. И он согласился навестить Саннию, желая доставить этим удовольствие всем.
Глава двадцать вторая
Санния услышала призыв к послеполуденной молитве, прозвучавший с мечети Ситти Зейнаб. Она с самого полдня сидела в своей комнате, но не спала, а думала о письме, которое ей вчера передала служанка в приемной врача. Увидев письмо в руках Бухейты, она сразу поняла, от кого оно. Сердце ее сильно забилось, но она овладела собой и, взяв письмо, спрятала его на груди. Когда наступил вечер, она ушла в свою комнату, заперла за собой дверь и, затаив дыхание, прочла его. Ее грудь взволнованно вздымалась. Дочитав письмо, она поднесла его к губам и поцеловала, по ее щекам текли слезы радости. Санния не знала, спала ли она ночью, сон переплетался с явью… Никогда еще не была она в таком состоянии. Утром она прежде всего перечла письмо и теперь, с самого обеда, снова сидит одна, в запертой комнате и вчитывается в эти строки, давшие ей неведомое до сих пор счастье.
«Госпожа моя!
Прости мою смелость! Я пишу тебе по необходимости. Вот уже почти два месяца, как ключи моей жизни перешли из моих рук в другие руки, и теперь я не один вершу свою судьбу. Если я осмеливаюсь писать тебе, то только потому, что страстно желаю узнать твое мнение, мнение существа, от которого зависит теперь мое счастье или мое горе, а может быть и жизнь. Я придаю такое значение твоему мнению, потому что не хочу быть эгоистом. Я так люблю тебя, что предпочитаю быть несчастным, чем соединиться с тобой узами, нежелательными тебе.
Прими, госпожа, уважение преданного тебе
Мустафы Раги.
Улица Селяме, № 35, второй этаж».
Этот юноша, конечно, искренен, ведь она чувствует то же самое. Она уже не принадлежит только себе, другой человек вдруг оказался властителем счастливых и горестных минут ее жизни. Как странно, что это письмо говорит о ее собственных переживаниях, выражает ее собственные чувства! Разве это не убедительное доказательство его искренности? Ведь говорят же: сердце сердцу весть подает.
— Да, сердце сердцу весть подает! — радостно повторяла Санния.
Но что же теперь делать, как быть? Должна ли она ответить на это письмо или, несмотря на уверенность в его искренности, невзирая на свое огромное счастье, ей, благовоспитанной, порядочной девушке, не подобает переписываться с посторонним мужчиной? И Санния снова и снова поглядывала на письмо, которое держала в руке, раздумывая над этим вопросом, волновавшим ее с самого утра. Она взглянула на слова: «Я придаю такое значение твоему мнению», потом перевела взор на предыдущую строчку: «… страстно желаю узнать твое мнение, мнение существа, от которого зависит теперь мое счастье…» — и опустила голову. Положив письмо на стол, она подошла к зеркалу и взглянула на свое пылающее лицо, раскрасневшееся от волнения и радости.
Санния улыбнулась своему отражению и тихо, убежденно сказала:
— Он ждет моего ответа. Он хочет знать мое мнение, и это его право.
И сердце вновь победило. «Не лучше ли поговорить с ним? — подумала она. — Или только послать ему улыбку и бросить взгляд, в котором заключался бы весь ее ответ. Он так близко от нее! Они оба живут во втором этаже. И, к счастью, его маленькое, всегда открытое окно — как раз напротив окна ее комнаты. Как могла она до сих пор не обратить на это внимания? Какая она рассеянная!»
Санния подбежала к окну и распахнула его, чтобы посмотреть, насколько близко окно любимого. Да, оно совсем рядом, их разделяет не больше двух метров. Какое счастье, что ее комната находится в конце дома и расположена напротив его комнаты. Ей больше не нужно смотреть через деревянную решетку или каждую минуту входить в гостиную, привлекая к себе внимание родителей. Как она была слепа! Правда, окно с решеткой выходит прямо на кофейню, но зачем ей теперь кофейня? Она подаст Мустафе знак, чтобы он подошел к маленькому окошку, и тогда сможет разговаривать с ним под покровом ночи, не выходя из своей комнаты. Два метра, отделяющие их, — пустяки!
В дверь постучали. Санния захлопнула окно и, открыв дверь, увидела служанку Бухейту, которая доложила ей, что в гостиной ее ждет Мухсин-бек. Сначала он спросил старшую госпожу, но старшая госпожа совершает в своей комнате полуденную молитву. Узнав об этом, он пожелал видеть молодую госпожу.
— Мухсин… — удивленно произнесла Санния.
Она подняла глаза и взглянула на Бухейту, как бы спрашивая ее, зачем он пришел. Потом, поколебавшись немного, неторопливо направилась в гостиную.
Мухсин робко сидел на краешке стула и гадал, выйдет ли к нему Санния. Лицо его то вспыхивало, то бледнело, звук приближающихся шагов заставлял вздрагивать. Сердце его трепетало. Ведь сейчас он увидит ее, сейчас расскажет ей все, что он пережил, все, что выстрадал вдали от нее.
Услышав шелест платья, Мухсин вскочил. Он побледнел и так смутился, что потерял дар речи. Стоя в дверях, Санния устремила на него холодный, вопрошающий взгляд. Наконец, тронутая его жалким видом, она подошла и протянула ему руку.
— Как поживаешь, Мухсин? — ласково спросила девушка.
Мальчик ответил, потупившись:
— Аллах да хранит тебя!
И умолк. Санния тоже молчала. Она была очень удивлена тем, что Мухсин решился прийти, и ждала, чтобы он объяснил причину своего визита. Наконец, потеряв надежду на то, что Мухсин заговорит, она спросила:
— Ты знаешь о том, что натворила твоя тетушка?
Мухсин ждал этого вопроса и давно приготовил ответ.
Дрожащим, взволнованным голосом произнес он несколько фраз. Он сам и все в доме очень недовольны тетей Заннубой за то, что она так поступила, но чем же он виноват, почему Санния взыскивает с него за грехи Заннубы?
— А кто тебе сказал, Мухсин, что я на тебя сержусь? — быстро спросила Санния.
Эти слова ободрили Мухсина, его тревога несколько улеглась. Придав ответу девушки более благоприятный смысл, чем следовало, он обрадованно воскликнул:
— Это правда? Ты на меня не сердишься? Я для тебя все тот же, что и раньше, до отъезда?
Санния не совсем уверенно подтвердила:
— Конечно! Чем же ты виноват!
Мухсин не обратил внимания на ее тон и с ребяческим жаром стал рассказывать о своем путешествии: как он ждал от нее письма, как вернулся и хотел сразу бежать к ней, но боялся, что она сердится. Только это помешало ему прийти сразу же по приезде. Он говорил, что им овладела горестная мысль, будто Санния совершенно его забыла и не желает видеть. Он рассказал о полных страдания днях, наступивших после его возвращения в Каир, но не осмелился ни словом упомянуть о Мустафе и его роли во всем случившемся.
