Ружье Ивану стало привычным, родным, с закрытыми глазами мог он теперь отличить свое от других, казалось бы, таких же. В общем, постигал рекрут военную науку. Однако и грамоте по возможности не забывал учиться, пытался складывать слова, но читать пока не получалось. Впрочем, читать в казарме, в общем-то, и нечего было, лишь у нескольких солдат в батальоне имелись книжки, сильно потрепанные, в бумажных обложках. В часы отдыха читали их грамотные солдаты, другие, кому интересно, усаживались вокруг, слушали, смотрели картинки. В книжках этих – сказки про королевичей и небылицы всякие. Чудеса, а все понятно.
Слушал Иван, вспоминал детство, родной дом, бабушку, ее сказки…
Иногда все же заедала тоска, тогда уходил он куда-нибудь подальше, садился на высохшую под жарким солнцем траву, однако воли себе не давал, держался: знал, что случалось не выдерживал солдат тоски по дому и того, что называли дядьки «оболванить лоботряса» – когда неумелого или нерадивого могли не то обругать – кулаком поправить (да это еще отеческим наказанием было!). В такие моменты словно не слышал рекрут приказов командира и не исполнял их, а то и вовсе бежать пытался. Непослушание или побег карались гораздо более сурово – розгами. Розги хотя и были делом обычным, наказанием считались позорным.
Слышал Иван и о шпицрутенах, когда под хлесткими ударами гибких, тонких прутьев прогоняли провинившегося сквозь строй, а число тех ударов бывало до тысячи и более. После особо жестокого наказания за преступление закона – при нескольких тысячах ударов – выживали редко. Зачастую гроб бедняге готовили заранее, и стоял он здесь же, у всего строя на виду.
К августу месяцу если и не стала молодежь (а тогда это считалось обидным прозвищем) настоящими солдатами, но многому уже научилась. Батальон начали готовить к смотру, ожидался он в конце летних учений.
Еще семь потов сошло с Ивана. Наконец отправили батальон из Славянска, и вот не доходя до Бахмута, чуть южнее, расположилось воинство поротно в палатках, которые само же поставило верстах†в трех от ближайшего села. Задымили костры (дрова заготовили заранее и так же, как палатки, привезли с собой).
На позиции артиллеристы установили несколько пушек, помогали им солдаты резервных батальонов Тенгинского и Навагинского полков. Из пушек на учениях палили холостыми – приучали новичков к пушечному бою. Несколько раз под командованием офицеров ходили в атаки, палили из ружей (опять же холостыми), а потом бросались в штыки – место расположения противника обозначали кустарник да высокая трава. В колючем кустарнике, который велено было пройти сквозь, ободрались и исцарапались изрядно, до крови и без вражеских штыков.
За учебным боем, как заранее всем сказали, наблюдали командир резервной бригады полковник Румянцев и офицеры Штаба.
Обедом в лагере кормили сытнее, чем в казармах батальона. Может, так и задумали командиры – при каждодневных усиленных занятиях поддержать силы резервистов, а может, на глазах начальства воровать было не с руки.
В последние дни августа батальоны резерва в полной боевой выкладке, с офицерами во главе, прошли маршем перед высоким начальством, исполнили по команде равнение, отвечали, как положено, на приветствия. Здесь не дай Бог споткнуться, сбиться с шага, виноват один – накажут всех. В одной роте так и случилось, построили потом рекрутов в ряд, и по команде справа налево одарили солдатики друг друга зуботычинами, а унтер-офицер следил, чтоб били исправно, без лени, со всего плеча… Таким, слава Богу, «отеческим» наказанием окончилось для той роты обучение в резерве.
В конце августа пришел приказ: солдат из батальонов резерва отправить маршевыми ротами в полки Кавказского корпуса.
Кавказская линия
Никогда не презирайте… неприятеля. Преследуйте денно и нощно, пока истреблен не будет… Недорубленный лес снова вырастает.
Первое… искусство есть в том, чтоб у сопротивных отнимать субсистенцию. Нет… денег, из чего возмутители будут вербовать чужестранных? И гультяев нечем будет кормить.
Ни Иван, ни его товарищи молодые солдаты, которых в конце августа – сентябре 1850 года отправили в полки и батальоны 19-й пехотной дивизии, конечно, не знали – да и не могли знать, – что происходило верст на пятьсот южнее границ Харьковской и Екатеринославской губерний. Там, в бассейне реки Кубань и ее притоков, юго-восточнее Терека, в предгорьях Кавказского хребта уже больше трех десятилетий русские войска вели боевые действия против горцев.
Обратимся к истории и посмотрим, в общих чертах, как складывалась к началу пятидесятых годов XIX века обстановка на Кавказской линии.
К сожалению, многие заветы Александра Суворова к началу активных действий на Кавказе были основательно забыты. А напрасно!
Известный наш военный историк А.А. Керсновский делил полстолетнюю, того времени, Кавказскую войну на три периода.
Первый период (с 1816 по 1830 год) он называл Ермоловским, второй (с тридцатых по конец сороковых годов) считал «кровавой и грозной порой мюридизма». В этот период, пишет историк, «Огненная проповедь Кази Муллы и Шамиля владеет сердцами и шашками Чечни и Дагестана». Третий период Керсновский обозначил с начала пятидесятых годов до «замирения» края в 1865 году.
Нас в основном будут интересовать события на Кавказской линии начиная с 1850 года (по Керсновскому, это третий период войны), то есть с того времени, когда мой прадед, Иван Арефьев, прошагал около пятисот верст (от Славянска считая) и недели через три прибыл к месту дислокации воюющих полков.
Заглянем, однако, в историю чуть дальше и рассмотрим события, и в особенности характер ведения боевых действий, на Кавказе.
В 1816 году расположенные здесь войска были сведены в отдельный Кавказский корпус. Император Александр I, анализируя ситуацию, требовал от военачальников проявления к горцам «дружелюбия и снисходительности». Увы, такой подход воспринимался горцами как проявление слабости Русской армии. В итоге к 1817 году обстановка на Кавказской линии резко обострилась. Керсновский пишет: «Правому флангу линии угрожали закубанские черкесы, центру – кабардинцы, а против левого фланга за рекой Сунжей… чеченцы, опасность угрожала прежде всего от чеченцев…»
А далее отмечается, что весной 1818 года Ермолов «…рядом коротких ударов… привел в повиновение… местность между Тереком и Сунжей, построил крепость Грозную… на зимние квартиры стали по Тереку…». Здесь жили так называемые плоскостные, а южнее – срединные чеченцы, которые занимались земледелием, выращивая пшеницу.
Теперь к руководству были приняты указания Александра I об освоении завоеванных территорий: «…не распространяясь иначе, как став твердою ногою и обеспечив занятое пространство от покушений неприятеля».
Во исполнение намеченного плана покорения Кавказа Ермолов и его генералы руководствовались правилом: не спускать горцам ни одного набега. Русские старались не начинать решительных боевых действий, не оборудовав в полной мере соответствующих баз и плацдармов. Поэтому существенную часть плана, который пытался реализовать Ермолов, составляла рубка просеки постройка дорог – топору и заступу генерал отводил не меньшее значение, чем ружью.
К сожалению, солдаты не всегда успевали вовремя сменить топоры на ружья – видимо, плохо были они
