Троянская, Пунические, Столетняя и мировые; Александр Македонский еще не свершил своих походов, князь Святослав еще не стучался во врата Царьграда, и из семи чудес света существовало лишь одно – египетские пирамиды. Все было впереди! Не исключая и того, что ожидало эту землю, – отступничество Эхнатона, величие Рамсеса, нашествия ливийцев и эфиопов, ассирийцев и персов, власть Птолемеев и римлян – и, наконец, неистовый всесокрушающий напор ислама.
Видно, мысль о будущем проникла в сознание Инени; теперь жрец казался таким же бледным, как Семен. С минуту они, потрясенные, взирали друг на друга, потом Инени нерешительно шепнул:
– А ты это можешь, сын мой? Я имею в виду – припомнить? Припомнить то, что случится в еще не прожитые нами годы?
– Постараюсь! – Семен поднялся на ноги. – Очень постараюсь! Ведь от того, что я вспомню, зависит моя жизнь! Если, конечно…
Он собирался сказать, что может провалиться снова, может рухнуть или всплыть в колодце времени, но не закончил фразу. Такая ситуация не исключалась, но что упоминать о ней? Сейчас он здесь и, весьма вероятно, останется в этой эпохе навсегда.
Они медленно двинулись к берегу. Солнце уже пылало как раскаленный шар, взбиралось все выше и выше на небеса, из пустыни потянуло сухим палящим жаром, омывавшим камни и песок незримыми знойными волнами. Чей-то протяжный вопль раскатился над желто-серой равниной – то ли завывания гиен, то ли нетерпеливый призыв шакала.
– Не могу утверждать, что я тебя понял, сын мой, – произнес Инени. – Твои слова о колодце времени и разделяющих нас веках кажутся мне такими же странными, как воды, обратившиеся в камень. Хотя, говорят, случается и такое в северных землях… – Жрец покачал головой с задумчивым видом. – Давай договоримся так: для Сенмута ты – брат, вернувшийся с полей блаженных, для всех остальных – Сенмен, бежавший из долгой неволи, проживший годы и годы с кушитами и потерявший отчасти память. Ну, а для меня ты будешь тем, кто ты есть. Только я буду знать истину.
Семен кивнул.
– Ты думаешь, что ее, эту истину, удастся скрыть? Воины и твой ученик Пуэмра слышали, как Сенмут говорил со мной… Для них я тоже вернулся с того света.
– Воины, Сенмут и Пуэмра – моя забота! А истину нужно скрыть, если хочешь остаться живым, благополучным и свободным. Откуда бы ты ни пришел, из царства Осириса или из будущего, эти истины вряд ли понравятся Софре… Нет, совсем не понравятся, сын мой! И ты кончишь свои дни в застенке у Рихмера.
– Кто такие Софра и этот Рихмер? – спросил Семен, нахмурившись.
– О, они обладают огромной властью! Софра – потомок древних царей и первый пророк храма Амона, а Рихмер – хранитель врат, чье ухо слышит каждый шорох в Обеих Землях… Опасные люди, жестокие!
Ценная информация, отметил про себя Семен, но думать сейчас о плохом не хотелось. Он чувствовал, что все случившееся здесь, в пустынном и знойном просторе, сблизило его с Инени – так, как всегда сближает двух людей владение общей тайной. Это чувство казалось новым и непривычным, ибо в прежней жизни у Семена не было тайн, а если бы и были, то с кем бы он смог их разделить? Он был одинок как перст – ни близких, ни родных, ни женщины… случайные связи не в счет, как и случайные приятели…
Вдруг осознав свое былое одиночество, он посмотрел на Инени. Взглянул с надеждой, как глядят на мутноватый необработанный алмаз, скрывающий радужный блеск великолепного бриллианта.
Может быть, прошлое будет щедрей настоящего и наделит его не только братом, но и другом? Почему бы и нет! Он был не слишком удачлив в минувшие годы, однако судьба переменчива… Брат уже нашелся и, возможно, найдется друг…
Брат и друг! Совсем неплохо для человека, угодившего за тридцать пять столетий до собственного рождения!
Он усмехнулся и, снова бросив взгляд на лицо Инени, ускорил шаг.
Имя, которое он носил в земле Та-Кем, не отражало его сущности и, возможно, не являлось его истинным именем, ибо дали его при рождении совсем другому человеку, сгинувшему у третьего порога и лишившемуся погребения. Сам он говорил о себе как о путнике, попавшем в чужое время и в чужое место, но в этой своей повести я называю его разными именами – то Явившимся из Тьмы, то Сошедшим с Лестницы Времен, то просто Стражем. Последнее верно, ибо Амон прислал его к нам, чтоб он направил нас, предостерег и охранил и чтобы все свершившееся случилось так, а не иначе.
Глава 3
То-Мери
Всходило и заходило солнце, прохладный северный ветер дул с рассвета и спадал к ночи, безоблачный небесный купол простирался над кораблем от горизонта до горизонта. Пустыня на западном берегу и охранявшие ее скалы временно отступили, и теперь за откосом крутого берега снова тянулась степь – африканская саванна, птичий и звериный рай. В светлое время люди гребли, ели, болтали; в темное – спали под надежной охраной и с каждым днем приближались к Черной Земле Та-Кем.
В один из этих дней Ако, наемник-кушит, учил Семена метать дротики. Искусство это было сложным, непривычным, ибо до сих пор Семен ничего иного, кроме ножей и гранат, не бросал. Ну, еще камешки, в далеком детстве, но и тогда рогатка казалась ему предпочтительней.
Дротик был хитрым оружием. На короткое расстояние его метали прямо, и, в зависимости от силы броска, он протыкал кожу, или впивался острием на пару пальцев, или входил глубоко, ломая кости. На дальнее расстояние его полагалось кидать вверх под углом, и тогда он описывал изящную дугу и падал на цель с небес, сокрушая противника до смерти или, опять же, лишь царапая кожу. При том полагалось учитывать скорость и направление ветра, вес орудия, заточку острия, а также откуда мечешь дротик – с земли, с быстробегущей колесницы или, к примеру, с корабельной палубы. Ако, бывший воин и бывший охотник из африканских саванн, владел этим искусством в совершенстве – даже раненая нога ему не мешала.
Они бросали дротики с левого борта, ближнего к берегу, и целились во все, что видел глаз: в плывущие по течению ветви, в гнилые плоды и в крокодилов. В ветвь надо было ударить со всей силой и притянуть ее вместе с дротиком за вервие, привязанное к древку, а крокодила только приласкать острием по спине или зубастой страшной морде. Крокодилы считались святым зверьем, посвященным Себеку, богу речных пучин, и ссориться с ними не полагалось – разве лишь для защиты собственной жизни. Правда, защита, по мнению Ако, была понятием растяжимым; облизываясь и опасливо поглядывая на Инени, дремавшего в каюте, он поведал Семену шесть способов приготовления жаркого из крокодильего хвоста.
Если не считать Инени, все на судне занимались делом: Мерира правил, воины гребли, брат Сенмут копался в мешках с благовониями, Пуэмра ему помогал, что-то отмечая в папирусном свитке, а рыжеволосый ливиец Техенна, следил за берегом и водами. Эта деловая обстановка вдохновляла Семена, и его дротики летели все точнее и точнее. С «дальше» проблемы не было – он мог бы послать легкое копьецо метров на семьдесят, причем без особой напряги. Но вот попасть крокодилу между глаз, как ухитрялся Ако…
В их спины, торчавшие над водой корявыми бревнами, он уже не промахивался. Крокодилов это не волновало, так как дротики были несъедобными, а вот Ако радовался чрезвычайно и испускал трубный рев, подобный зову слона в брачный период. Семен в ответ подмигивал после удачного броска: мол, орлы мух не ловят! Впрочем, в муху бы он не попал.
Протяжные крики Техенны прервали их развлечение.
– Сигналят с берега, господин! Вроде мирные кушиты… Ветвь у них на копье!
Сенмут оставил мешки и приложил ладонь к глазам, пряча их от яркого послеполуденного солнца. Семен, бросив дротик на палубу, тоже пригляделся: с крутого берега и впрямь размахивали чем-то длинным, с пальмовой веткой на конце. Фигур он не увидел, только смутные расплывчатые контуры, но вроде бы людей было немного, двое или трое.
Едва различимый вопль долетел до плывущего судна. В каюте зашевелился Инени, привстал,
